Всё, нам пора!

Выхожу, возвращаю телефон в сумку.

Катерина Федоровна гремит посудой на кухне.

— Гарик! Поехали… — киваю ему на дверь.

— Ты совсем оборзел? — зло шепчет мне он. — Сядь, бл*ть, и попей с ней чай.

Закатываю глаза, возвращаясь за стол.

— Она о твоей жене рассказывает, вообще-то! — продолжает шепотом выговаривать мне Гарик.

Мне хочется сказать, что я и так знаю о ней все.

Но, как оказалось, это моё заблуждение.

ГУКИ. Я в шоке. Еще раз оглядываюсь на картины.

— Яне нужно ехать учиться в Европу, — возвращается Катерина Федоровна. — В Италию…

Меня взрывает это заявление, и мой рот неконтролируемо реагирует.

— Не нужно Яне ехать учиться в Европу, — с давлением отрезаю я.

— Почему это? — прищуривается она.

— Потому что Яна замужем. И ее муж живет в Питере. Значит, и она будет жить в Питере.

— Ваш брак — фарс! Глупый каприз!

— Почему? — сжимаю я челюсти.

— Извините меня, Артур, но что у вас может быть общего? Ты уничтожишь ее карьеру художницы! Ей нужен совершенно другой мужчина. Который станет для нее почвой, чтобы она расцвела, как человек творческий. Двинулась в своих проектах дальше. Переросла свои юношеские… поиски себя! — ах, вот как это, оказывается, называется! — А ты даже не можешь позволить себе организовать ей мастерскую!

А мне кто-нибудь сказал, что она нужна?!

— Какие-то дешевые тусовки! Андеграунд! Моветон!

Нормально…

Вообще-то, именно там я ее и нашел — тусовки, андеграунд, моветон! — сжимаю я челюсти.

Не хамить «бабуле», — сглатываю я всё, что мне хочется озвучить.

— Где Яна, Катерина Федоровна? Произошло… недоразумение. И нам нужно объясниться.

— Если Яночка ушла от Вас, значит, на то были у нее весомые причина! — упрямо сжимает тонкие губы. — Если не хочет говорить с Вами, значит, на это тоже есть свои причины.

Чайная ложечка в моих пальцах деформируется.

— Ар-чи… — предупреждающе шепчет Гарик.

— Артур, Яночка уже осознала, что… вы очень поторопились. Я прошу тебя, не преследуй ее. Она созрела для того, чтобы изменить свою судьбу.

— Может, уже и подходящий мужчина появился? — встаю я из-за стола. — Ну… «почва» для ее творческого роста.

— Не обижайтесь, Артур. Он всегда был рядом с Яночкой. Но, возможно, только сейчас она заметила его. На Вашем фоне.

— Так! — подрываюсь я.

Фон, бл*ть, тебя не устраивает?!

Гарик перехватывает за рукав.

— Ушел… быстро… — сквозь зубы.

Вылетаю из квартиры, на ходу накидывая куртку.

«Всегда был»… «Всегда был рядом»… — стучит в моей голове. — «На Вашем фоне»…

Старая карга!

Дверь парадной отлетает, выпуская меня на улицу.

Достаю сигарету. Пальцы дрожат. Ломается.

Яна…

Что ты творишь?!

Вдыхаю несколько раз поглубже.

Достаю следующую. В губы. Огонек зажигалки ловит кончик не с первого раза.

Хватит, Яна… Ну, зачем? Тебе нужна мастерская? Будет тебе мастерская. Рисуй! Я не сделал НИЧЕГО!! Не надо, бл*ть, проходиться по мне ТАК!

Дышу… дышу… затягиваюсь поглубже…

Не дай Бог, зараза… Не дай Бог твоя чертова «бабуля» не заблуждается!

Развернувшись, возле меня тормозит Кипиш, падаю к Тери на заднее.

— Ну, что там?

Достаю свой телефон.

Начинаю пролистывать сохраненные контакты через ее любимые мессенджеры.

— Арчи, — поглядывает на меня Тери. — Старушка осталась жива, я надеюсь?

— Жива… Вот я — не очень.

— Била тебя зонтом? — ржут мои придурки.

— Нет, — потрясывает меня. — Не зонтом. У Янки какой-то кент…

Тери с Кипишем в шоке переглядываются, поглядывая на меня. Вижу боковым зрением.

— Вот! — подбрасывает меня. — Она на авке!

Гарик возвращается к нам.

— Арчи, ты, бл*ть, в своем репертуаре! Вел себя, как…

— Как? — поднимаю от экрана глаза.

Мою жену подкладывают под другого, как я должен себя вести?

— Если ты хочешь, чтобы тебя принимали приличные люди… не будь засранцем!

— Не хочу! Авария принимала меня таким. Всё.

— А может, ты заблуждался? И поэтому развязка такова?

— Не заблуждался. И это не развязка. Я верну ее домой. А там уже посмотрим с… «развязкой».

— Пиши ей! — нетерпеливо ерзает за рулем Кипиш.

Мои пальцы, дрожа, зависают над экраном. Что написать?

В машине тишина, все уставились на меня.

Кусаю губы. В голове понамешано. Меня прет от воспоминаний уверенного тона бабули — «другой мужчина».

Другой мужчина у тебя?!

Пытаюсь представить, как это. Закрываю глаза. Не могу. Серая пустота. Моя она. Единственный образ — из сна. Чужие руки на ее голой спине и россыпь густых русых волос. Но это же просто кошмар.

Как это может быть — другой мужчина?

С одной стороны — да. Очень даже вяжется. В ее стиле — в ответочку в нос, до отключки.

С другой…

Вот она — обнаженная неуверенная девочка, — закрываю я глаза. — Этот ее растерянный взгляд, вдруг теряющий вызов… тонкие запястья, шея… хрупкие ключицы… этот горячий, пошлый, но делающий ее очень уязвимой татуированный шрам на животе. И пальцы… нежные…

Не вяжется… Ну, не вяжется она ни с кем. Ни с кем, кроме меня.

Я и вижу ее, почему-то, обнаженную, обнимающую себя крест-накрест, словно пытающуюся защититься от моих этих неуместных мыслей про какого-то другого.

Нельзя к ней прикасаться! Не сметь! Никому!

Мой желудок сводит судорогой от попыток визуализировать… нет, даже не ее образ с другим… Ее взгляд, запах, суть!

Ты бы не смогла, Янка. Ведь ты бы не смогла? Довериться, как мне — не смогла бы, уверен.

А как тогда?

Сломать в себе все это — моё, и цинично трахаться с чужим? Со своей мстительной ухмылкой на лице. Кончать для него?

Сука! — зажмуриваюсь я. — Как мучительно это всё!

Месяц, бл*ть, Яна, месяц! Ты что, не понимаешь, как я тут?… Что я сдыхаю тут уже месяц?! Жестокая, принципиальная дрянь!! Иди к черту…

— Пиши… — слегка толкает под руку Тери.