Она на секунду остановилась, представив себе, что сейчас снова увидит сухую фигуру Зинаиды, ее перхотные жиденькие волосы, собранные в пучок, и услышит скрипучий голос… «Ты жестока», — подумала она, мгновенно устыдившись того, что слова, подобранные к словесному портрету классной дамы, так безжалостны. Она просто старая женщина. «А она, — тут же возмутился ее внутренний голос, — она-то куда злее меня…»

Поразмыслив еще несколько мгновений, Мышка пришла к окончательному решению, что день слишком ласковый и приветливый, чтобы омрачать его всякими компрачикосами, и, развернувшись, пошла совершенно в другую сторону — прямо противоположную той, где располагалось то серое здание, которое кто-то по явному недомыслию назвал средней школой.

Нетрудно догадаться, куда она направилась, но возле самого дома остановилась. Решительность сразу покинула ее. Она стояла перед подъездом довольно долго и все-таки не решилась войти внутрь — быстро пошла прочь, на троллейбусную остановку.

«Я сначала погуляю, — решила она. — В конце концов, зайду на „площадь Дам“ на обратном пути…»

Она не знала, куда едет. Ей было все равно…

«Я просто доеду с этим троллейбусом до конца, — решила она. — В конце концов, всегда есть место, куда стоит прийти…»

* * *

«Есть место, куда стоит прийти», — подумал Кинг. Собственно, мысль эта была странной — он ведь никуда не шел и даже не собирался… Он сидел на полу с чашкой кофе и смотрел телевизор. Телевизор, впрочем, он смотрел невнимательно — настолько, что даже не понял, куда подевались оптимистично настроенные дамы, целью жизни которых было построение колхоза и замужество, и теперь на экране несколько человек задушевно выводили «На тебе сошелся клином…».

Кроме него, в доме никого не было. Вздохнув, он выключил телевизор и подумал, что иногда одиночество довольно тягостная и неприятная штука. Включил магнитофон и вернулся к недопитой чашке кофе и к своим мыслям. Теперь комната была заполнена музыкой, а голова его — Мышкой, и он подумал еще — а ведь Мышке больше все-таки подходит «Пинк Флойд», и даже рассмеялся над этой глупой мыслью.

Теперь ему вовсе не казалось, что быть в одиночестве неприятно. Наоборот…

Да и какое же это одиночество, если ты думаешь о ней?

И почему-то он вспомнил стихотворение: «Среди миров, мерцающих светил, одной звезды я повторяю имя, не потому, чтоб я ее любил, а потому, что мне темно с другими…»

«Мне ведь и в самом деле с другими становится темно, Мышка, — пробормотал он. — И как же мне теперь выбраться-то?»

* * *

Она вышла из троллейбуса и остановилась, оглядываясь кругом. Прямо напротив нее стояла церковь, похожая на корабль, и, пожалуй, это было единственное место, где Мышка еще ни разу не была.

Она вошла, толкнув тяжелую дверь, и тут же оказалась в полумраке, только огненные точки свечей освещали пространство… Опасливо оглядываясь, Мышка прошла мимо старой нищенки, пробормотав:

— У меня совсем нет денег… простите…

Ей и в самом деле было неудобно, что денег нет. Только четыре копейки на обратный проезд.

Подумав немного, она решила, что можно дойти пешком, погода ведь такая хорошая, и решительно протянула старушке четыре копейки.

— Вот, — сказала она. — Это…

Старуха покачала головой.

— Не надо, — сказала она. — Тебе домой еще надо доехать… Иди. Тебя заждались…

Она не поняла ее слов. Кто заждался? Но переспрашивать не стала — просто шагнула внутрь, удивившись тому, что ей самой этот шаг кажется чрезвычайно важным и — судьбоносным…

Сначала она просто озиралась с любопытством. Кто они — этот старик в черном одеянии, эта женщина, такая красивая и печальная? Мышка пыталась проникнуть в тайны их ликов — и останавливалась на половине пути, словно почувствовав, пока еще — рано…

Более того, иногда ей казалось, что все они смотрят на нее с недоверием — зачем ты здесь? Что ты ищешь? А если привело тебя сюда простое любопытство, то это неуместно…

Она уже собралась было выйти и вдруг почувствовала — на нее смотрят. Так пристально, точно зовут…

Обернувшись, Мышка невольно замерла, потрясенная до глубины души этим странным сходством. Длинные, светло-каштановые волосы… Огромные глаза, казалось вместившие в себя всю печаль на свете… И — всю красоту, всю доброту, всю любовь… Она шагнула туда и остановилась, не смея отвести взгляда. Теперь ей казалось, что их взгляды встретились, соприкоснулись — где-то очень высоко, так высоко, что Мышке было даже трудно представить, где именно.

Она не могла бы сказать, сколько времени так стоит, пытаясь понять, почему они так похожи, как вдруг где-то — или ей это пригрезилось… Потому что тут не было железной дороги, тогда откуда взяться поезду? Или это был все-таки гудок парохода? Но только этот гудок вырвал Мышку из зачарованного состояния и — рывком, грубо — поставил на землю…

И откуда-то из закоулков выплыло: как же нам отсюда выбраться? И еще вопрос, обращенный к глазам на иконе: кто ты?

И ответ, который прозвучал из тишины внезапно, как выстрел…

— А вы Господу свечку поставьте… Вон, видите, девочка стоит перед образом…

Она невольно вздрогнула и одними губами прошептала:

— Ты — Господь?

* * *

«Иногда так бывает, мой друг, так бывает…» Он вздохнул, вспомнив эти строки из песенки, потому что ему стало и в самом деле грустно, потому что все было не так, не там, и не надо бы вообще…

Он легко поднялся, встряхнул роскошной шевелюрой, пытаясь избавиться от ощущения тоски, и пробормотал:

— Да в принципе, кто сказал, что все это имеет продолжение?

Мысль сия не принесла ему облегчения. Стыдно признаться, но больше всего на свете ему хотелось снова увидеть эту девочку.

Он даже остановился, потрясенный и испуганный этим открытием.

Ему просто надо бы ее увидеть. Еще раз. Потому что… Потому что…

Да сколько он ни морщил лоб в поисках оправданий, так и не смог найти достойного. Просто немного крейзи, усмехнулся он. Случается.

Наконец одиночество, которое еще несколько минут назад так нравилось ему, начало тяготить. Хотя бы тем, что рождало необъяснимые, глупые мысли.

О девочке с огромными голубыми глазами. С длинной смешной челкой. С мрачновато-настороженным взглядом и дерзкой манерой говорить…

Он побродил по квартире, омерзительно пустой, наполненной только музыкой и звуком его шагов. Остановился на секунду перед дверью. «Да хоть бы кто-нибудь пришел, чтобы я мог забыть это все», — подумал он. Потом снова закружил по комнате, словно надеясь, что вместе с движениями, пусть хаотичными и необъяснимыми, исчезнут и мысли. И сама эта странная девочка исчезнет… Нельзя же, в самом деле, так нахально заползать в чужую голову! Какая невоспитанность…