– Ну, который под окнами у вас удобрил.

– Не под окнами, а под забором… Поверь, мало ему не покажется.

– А ведь уважаемый человек, президент компании.

– Это ты о ком?

– А то ты не знаешь… Или не знаешь? – озадачился Белявин.

– Ты продолжай, продолжай…

– Говорят, он к твоей жене клеился… Теперь понятно, почему ты не знаешь. В таких делах муж узнает последним… Про Жанну я сказать ничего не могу, она этого ухаря отшила, это я точно знаю…

– И откуда такая тень на мой плетень? – сурово спросил Степан.

– Ну, как откуда? Сам видел, как он за твоей Жанной шел. Она от него, он – за ней…

– Кто, он?

– Геннадий его зовут. Фамилия Загорцев.

– Ездит на черном «Кайене».

– Абсолютно верно… Я его немного знаю, так, легкое пересечение интересов. Нормальный в принципе мужик и как партнер надежный. А такое учудить…

– Ничего, без чудилки останется и чудить перестанет.

– Это ты насчет Жанны? Так дело не в ней. Он у себя клад во дворе нашел. Сказал, что три четверти государству отдаст…

– А клад, я так понимаю, из коровьих лепешек.

– Ну да, ну да.

– И откуда информация?

– А я его приятеля хорошо знаю. Он мне по случаю рассказал… Погоди, это выходит, что я сдал тебе Загорцева?

– В цивилизационном обществе это называется совершить гражданский поступок.

– Ну, мы же тоже вроде бы не дикари.

– Вот и я о том же. Если уж осознал свой гражданский долг, то продолжай дальше. Где живет этот Загорцев? Насколько я знаю, где-то недалеко…

– Да, где-то по третьей линии. Номер дома не скажу, не знаю. Но видеть видел. Большой дом, из желтого кирпича. Крыша многоскатная, с арочными закруглениями, темно-коричневая черепица. И забор из такого же кирпича…

– В какой стороне?

– Туда, ближе к лесу…

Степан решил не затягивать свой визит к Загорцеву. Тот же Белявин мог проникнуться чувством вины и позвонить ему, предупредить о грозящей опасности.

Он отправился к Геннадию сразу же, даже не переодевшись. Как был в футболке и джинсах, так и сел в машину.

Дом с многоскатной крышей он искал недолго. Желтый кирпич, деревянные стеклопакеты, аккуратный забор с автоматическими воротами. Он не думал, с чего начать разговор с глупым шутником. Сначала заглянет ему в глаза, а там язык сам выдаст, что нужно.

Он почти не сомневался, что камень в милицейский огород навалил именно Геннадий. Был у него повод отомстить Степану. И прикрытие у него было, если вспомнить прокурорского следователя. Вряд ли капитан Загорцев и Геннадий однофамильцы, скорее всего, родственники… Да только никакое прикрытие не поможет Геннадию Загорцеву, если Степан Круча разбушуется…

Возле закрытых ворот, боком к ним стояла белая «десятка» с синими номерами. Степана это насторожило, но не охладило. Он должен был поговорить с Загорцевым прямо сейчас… Калитка подозрительно открыта, во дворе лает собака, но где-то далеко, с привязи. Из людей – никого. Дверь в дом приоткрыта.

Движимый негодованием и профессиональным интересом, Степан поднялся на крыльцо, зашел в тамбур. Не привлекая к себе внимания, проник в малый холл, за которым начинался «второй свет». Из двухэтажного зала доносились голоса:

– Наталья Евгеньевна, вам надо успокоиться, взять себя в руки, – увещевал мужчина.

– Да я понимаю, – всхлипывала женщина. – Понимаю… То есть я ничего не понимаю. Гена жив, с ним ничего не могло случиться…

– Жив, жив… Но все равно вы должны будете проехать с нами на опознание.

– Так все-таки Гена жив?

Степан уже понял, что происходит. И постучав костяшками пальцев о деревянное обрамление арочного прохода, зашел в каминный зал, где на белоснежном кожаном диване сидела заплаканная женщина и рядом с ней – неказистого вида мужчина с шапкой из жестких кучерявых волос. Позади него со скучающим видом стоял молодой парень с лицом, густо усыпанным родинками.

– Можно?

– Это кто такой? – обращаясь к женщине, недовольно спросил кучерявый.

– Не знаю…

– Тогда что вы здесь делаете?

Он стремительно поднялся со своего места, подошел к Степану так, чтобы в случае чего схватить его за руку, не позволить уйти. Круче понравилась его хватка. В этом парне чувствовался настоящий мент. Он бы и сам на его месте и в такой ситуации постарался задержать непрошеного гостя.

– Что я здесь делаю? С соседом пришел поговорить.

– С Геннадием Александровичем? – уточнил кучерявый, пытливо всматриваясь в него.

– Да.

– Но его зовут Геннадий Николаевич.

– Не знал, – улыбнулся Степан, ничуть не расстроившись из-за того, что позволил провести себя на мякине. – Имя знаю, а отчество – нет…

– Зачем же тогда говорить?

– Ну, я же не думал, что ты мне крючок бросаешь… Я так понимаю, Геннадия Николаевича больше нет, – понизив голос, хмуро спросил он.

– Откуда вы знаете?

И все-таки кучерявый схватил его за руку. Четко сработал, ничего не скажешь.

– Крючки ты умеешь бросать. А не рыбак… Рыбак рыбака видит издалека. Так же как мент мента… Я и правда сосед Загорцева, но служу в милиции. Начальник ОВД «Битово» подполковник Круча.

– А-а, извините, товарищ подполковник, не признал, – отпустив Степана, невольно вытянулся в струнку парень.

– Как ты мог меня признать, если ни разу не видел.

– Не видел, но слышал. Мы же соседи…

Оказалось, что это был оперуполномоченный уголовного розыска ОВД, расположенного по соседству с битовским, но ближе к центру Москвы.

– Капитан Овсеев…

– А зовут?

– Виктор.

– Тогда скажи мне, Виктор, что произошло?

– Убийство. Причем двойное. В нашем районе.

– Ну что вы такое говорите? – заголосила Наталья Евгеньевна. – Какое убийство! Вы же сами только что сказали, что Гена жив!

– Ревякин! – Овсеев многозначительно посмотрел на своего напарника, призывая его успокоить женщину.

А сам вместе со Степаном вышел на улицу.

– Душно что-то в доме, – сказал он, растирая рукой грудь в вырезе расстегнутого воротника. Как будто что-то давит… И картина эта перед глазами стоит. Красивая девушка – фигура, лицо… Было лицо. А сейчас – сплошной ужас. И с ним то же самое… Я, наверное, сумбурно объясняю? – спохватился капитан.

– Что-то вроде того. Что за девушка?

– Тихомирова Мария Давыдовна, восемьдесят девятого года рождения. Совсем еще молодая, ей бы жить да жить… Топором изрубили. Кровищи – жуть… И с Загорцевым такая же картина, тоже топором били – лицо, тело, все изрублено.