Светка любила останавливаться в мансарде. Поэтому на сентябрь Маргарита Павловна мансарду ни за кем не резервировала. Но её постоянный и любимый клиент, останавливающийся тут чуть не с момента открытия гостевого дома, причём именно в мансарде, забронировал номер на весь сентябрь. Всегда приезжал в феврале. На неделю, максимум на две. Отчего это ему вдруг в сентябре захотелось? Она спросила, не подойдёт ли ему коттедж с камином, а он сказал, что, мол, человек привычки. И раз уж даже в феврале без камина обходится, то в сентябре и подавно не замёрзнет.

Постоялец этот Маргарите Павловне очень нравился. Глядя на него, она представляла себе, как хорошо бы было, если бы её родной сын походил на этого славного парня. Но тут же гасила в себе эти фантазии, потому что любила своего единственного отпрыска, каким уродился. А уродился он в Василия Николаевича лениво-равнодушно-благостным со слезоточивой приправой мамино-Светкиной истеричности. Она гасила в себе подобные размышления как постыдные и недостойные. Ей просто нравился постоялец. Без сравнений.

Впрочем, Маргарита Павловна видела паспорт «этого славного парня»: в феврале на ресепшене сидела она сама. Не годится он ей в сыновья, хотя на вид моложе её сына. А на самом деле её сын на шесть лет любимого постояльца моложе. И значит, ровесник младшего брата Пашки, по её в том числе вине потерянного для семьи. И представляла она себе, что всё у Павла Петровича хорошо. Как у этого февральского постояльца. Разве может быть иначе? И тут же гнала от себя и эти представления тоже. Фантазии мешают работе.

Первый раз этот обаятельный москвич появился тут пять лет назад – как раз в год открытия гостевого дома. Ещё не было такого уютного садика и вылизанного дворика, сервис был похуже, строений поменьше, и большого здания ещё и в проекте не было.

Появился ночью часа в три. Был слегка навеселе и беззлобно яростен. Она уже спала. Но её разбудил настойчивый звонок. Маргарита Павловна надела халат, накинула на халат дублёнку – зима тогда выдалась не по-крымски холодная – и спустилась вниз.

– Здравствуйте! Простите, что так поздно! – весело сказал высокий красивый мужчина, чуть пахнущий смесью хорошего одеколона, дорогого спиртного и качественных сигарет. – Свободные номера есть?

– Здравствуйте! Конечно, есть! – обрадованно сказала хозяйка. Какая владелица гостиничного сервиса не радуется постояльцам? – Давайте я возьму ваш багаж! – Маргарита Павловна прямо как была, в тапочках, двинулась к такси, стоявшему неподалёку от калитки. Не будить же мужа! Уж что-что, но чемоданов она за всю жизнь натаскалась без счёта.

– А это весь мой багаж! – Ночной гость помахал элегантно-потёртым кожаным саквояжем. – Я такси не отпускал, потому что не знал, есть у вас тут жизнь или нет! – Мужчина был явно взбудоражен, но присутствие этого незнакомца – даже ночью, даже слегка на взводе – производило какое-то успокаивающее и, если можно так выразиться, животворящее впечатление. Что вы знаете об одиночестве, если вы не были февральской ночью в переулочках Балаклавы?! – И я никогда не позволил бы женщине переносить мои пожитки! – Незнакомец махнул таксисту: мол, катись, я на месте. – Всеволод Алексеевич Северный, – отрекомендовался слегка хмельной, чудесно пахнущий мужчина. – Я хочу номер с видом на бухту. У вас такой есть?

– Есть. Маргарита Павловна, хозяйка этого гостевого дома, – представилась она.

– Маргарита Павловна?! Нет, правда? – рассмеялся он в ответ. Рассмеялся не обидно, ненасмешливо, хотя Маргариту Павловну невозможно было в силу её характера ни обидеть, ни надсмеяться над ней. Он так правильно рассмеялся, что ей стало даже приятно. Непонятно отчего и почему – но приятно. Он рассмеялся как-то умилительно и нежно, что ли. Есть же на свете такие мужчины! – Извините! – оборвал он сам себя.

– Ничего, ничего! Я привыкла. Обычно дальше мне сообщают про «характер такой, что полком командовать!»

– О нет! Я не поэтому! У меня свои, очень тёплые, практически сыновние отношения с именем Маргарита. – Он так доверительно, по-свойски улыбнулся, что хозяйка немного смутилась, чуть не приняв это за комплимент от молодого человека. Кстати, буквально через пару минут она узнала, что он не так уж и молод. Его паспорт беспрекословно свидетельствовал, что «молодой человек» моложе шестидесятилетней Маргариты Павловны всего на пятнадцать лет. Честное слово, ночью, да в его несколько взведённом состоянии она ему больше тридцати не дала бы. А ему, оказывается, сорок пять. Вот почему он представился не только именем, но и отчеством. Сейчас отчество у молодых не очень принято. Он же не так молод… Надо же, как выглядит! Для женщин – для нормальных женщин, для таких, как её Светка, – это важнее. Или ненормальных? Всегда Светка была на своей внешности двинута и всегда выглядела хуже некуда. Потому что перебарщивала: умудрялась забить природную красоту. Ну и характер! Как ни крась перья, как ни малюй фасад – характер перевесит. Светка была не слишком добрая (слово «злая» отсутствовало в лексиконе Маргариты Павловны). Не слишком добрая и мужиков своих всю жизнь изводила. Мужей – только официальных – у Светки было шестеро. Всё её что-то не устраивало. А Маргарита Павловна со своим Василием Николаевичем так всю жизнь и прожила. Всё устраивало. «Жена да прилепится к мужу своему». У неё никогда и никаких мыслей даже не возникало. Любовь? Любовь, да. Ко всему живому. Ровная, спокойная, прилежная любовь ко всему живому. Именно такой любовью любила всех, вся и всё Маргарита Павловна. Потому и восхищение её ночным гостем носило именно такой характер: он понравился ей так же, как ей нравилось море, небо, горы и… и прочие природные явления. Например, красота и обаяние. Вот будь тут Светка, то, невзирая на её преклонный возраст… Это было бы смешно. Смешно и неловко. Но её тут нет, и бог с ней.

– Пойдёмте, посмотрите. Может, вам ещё и не понравится. Тогда у нас на выбор несколько коттеджей, но без вида на бухту. И номера поменьше – с видом.

Но постоялец хотел именно в мансарду, наверх, под крышу. И бодро взлетел на три этажа, плюс металлическая лестница под ту самую крышу.

– Извините, тут под лестницей у меня полотенца сушатся, ничего? – извинилась она. – У меня пока нет большой прачечной, да и на воздухе высушенное бельё – оно как-то приятнее.

– Это же чистые полотенца? Если чистые – то ничего! – хохотнул Всеволод Алексеевич. – А про бельё вы правы: на воздухе оно всегда лучше.

Его переполняла какая-то задорная энергия. Это было приятно. С ним рядом было безмятежно, спокойно. И весело (не путать со «смешно»).

Маргарита Павловна открыла ключом бронированную дверь и впустила гостя в помещение.

Это и была мансарда. Большой светлый номер с балконом. Тогда он не был ещё так хорош, как сейчас. Когда Маргарита Павловна перепланировывала, переделывала и переобустраивала мансарду, она думала именно о нём, а Всеволоде Алексеевиче. Прилежно привязывала этот номер к нему. К его вкусам. Ещё тогда, той самой ночью, едва зайдя в номер и небрежно бросив саквояж на пол – и даже в этом жесте было что-то безумно кошачье-мужское, – он сказал: