Если честно, после своей так называемой готовки я откровенно радовалась возможности поесть нормально и без вреда для здоровья.

– Мне стейк и запеченный картофель, – кивнул Кирилл.

– Напитки?

– Чай с лимоном.

– Как расплачиваться будете?

– Картой, – привычно ответила я, протягивая девушке пластик.

Официантка ушла, а я вдруг вспомнила о важном.

– Мне через две недели нужно будет уехать. Меня пригласили участвовать в показе в Милане. Два дня на поезде туда и два дня обратно. Неделя там, – проговорила отрешенно, но из-под опущенных век внимательно наблюдала за реакцией парня.

Он помрачнел. Темный взгляд завораживал, а скулы стали четкими, очерченными. Пальцы непроизвольно сжались. Ему не нравилось то, чем я занимаюсь, но явного недовольства он никогда не выражал. Теперь же я видела его реакцию и наслаждалась ей.

– Если хочешь услышать от меня, что я буду скучать, то зря надеешься, – обжигал эмоциями, но я уже привыкла к такой его манере общения. Он не из тех, кто будет говорить о любви.

– Простите, но ваша карта заблокирована. Может быть, у вас есть другая карта или вы оплатите наличными? – прервала нас официантка, возвращая мне карту.

Сердце запнулось, чтобы тут же зайтись в дробном ритме. Отец все-таки выполнил свое обещание. Лихорадочно вспоминала, сколько у меня в кошельке налички. Выходило около пяти тысяч, но на сколько их хватит? С таким обедом только на сегодня. А дальше как?

– Что ты на меня смотришь? У меня на такую роскошь денег нет, – усмехнулся Кирилл, нисколько не стесняясь говорить о таком вслух при постороннем человеке. Щеки мои вмиг опалило жаром. – Пойдем привыкать к обычной жизни, – поднялся он с места, подавая мне руку.

– В каком смысле?

– Покажу тебе, как живут те, у кого во рту нет золотой ложки.

Меня съедало чувство стыда, пока мы шли по улице. Беркут что-то говорил, но я не слышала его, полностью растворяясь в собственных мыслях. Как я теперь буду жить? Показы только через две недели. Я участвую в тридцати пяти из ста сорока и получу чуть больше семидесяти тысяч, но до этого времени еще нужно дожить.

Пять тысяч на две недели? Да у меня машина больше съедает. Бензин, косметика, еда, одежда. Я не привыкла экономить. Я не знаю, что такое экономить и жить на гроши. И пятнадцать тысяч на щенка. Где я теперь их возьму? И за учебу платить зимой…

Страх и паника охватывали. Ощущала себя рыбой, которую безжалостно выкинули на берег. Хорошо, что есть машина. Может быть, начну таксовать. А что? Многие так работают.

Черт, да кого я обманываю?

– Эй, ты чего скисла? – тронул меня за подбородок Беркут, привлекая к себе внимание.

Не заметила, что мы остановились у ларька с говорящей вывеской «Шаурма».

– Не дрейфь, прорвемся. У меня сегодня бой, так что деньги будут. – Костяшки пальцев погладили мою щеку.

– Ты же обещал, что не будешь драться, – наконец вникла я в разговор. Душа ушла в пятки, а перед глазами поплыло. – Ты же говорил, что только тренировки! – толкнула я его, не сдерживая гнева.

– Не кипишуй, лисенок, – сжал он мои запястья, обнимая крепче. Смотрела на него снизу вверх, пытаясь взглядом проделать в нем дыру. Но нет, о совести мы не слышали. – Все будет хорошо, обещаю.

Короткий детский поцелуй в нос, но в этот раз так легко не получится. Видел это, понимал, а потому нагнулся, чтобы достать до моих губ. Мстительно укусила в ответ, но долго не могла на него злиться. Этим и пользовался.

– Приготовишь сегодня что-нибудь вкусное? – сидели на лавочке, поедая донары.

Честное слово, сначала я отказывалась есть это непонятное нечто, но, попробовав из рук Кирилла, просто не смогла остановиться. Меня убьют в агентстве, если я поправлюсь, но, черт возьми, оно того стоило. Жареная картошечка, мясо с корочкой, огурчик, помидорчик, майонезик, кетчуп, капустка, лучок…

Я будто побывала на небесах, испытав настоящее блаженство.

– Ммм… – простонала я, прожевывая. – Боюсь, что так вкусно я приготовить не смогу.

– Знаешь же, что я непривередливый. Только не соли, ладно? Я лучше сам.

Я гонялась за ним по парку, на ходу доедая донар. Шпильки утопали в земле, а я то и дело норовила встретиться носом с опавшими листьями. Еще немного, и скоро выпадет снег. Твою ж мать, еще же резину менять!

В очередной раз запнувшись, я нелепо взмахнула руками и полетела вперед. Беркут успел поймать меня… Собой. А на его белой толстовке красовалось пятно от моего недоеденного донара. Сделав несчастные глаза, попыталась улыбнуться:

– Я тебе новую куплю.

– А стирать не умеешь? – его ладони заползли под пальто и бессовестно обосновались на моих ягодицах, собственнически их поглаживая.

– Ты за кого меня принимаешь? – попыталась я сползти, но мне не дали.

– За моего рыжего хитрого лисенка, которому еще предстоит научиться жить в этом жестоком мире.

Три года назад

Прекрасно понимала, зачем сейчас стою у плиты и варю очередную бурду. Нет, не для того, чтобы порадовать Кирилла еще одним своим творением. Он хотел отвлечь меня от боя, но плохие мысли упрямо лезли в голову. Задумавшись, к черту сожгла зажарку. Руки тряслись, а внутри все обмирало от страха.

Нет, так не пойдет.

Одевалась на автомате. В первый раз выбежала прямо в тапках, во второй – забыла сумку, и лишь с третьего раза удалось спуститься вниз без приключений. Правда, они застали меня буквально у подъезда. Моей машины – моей малышки – нигде не было. В панике бегала по двору, понимая, что авто сперли, но, осознав, откуда ноги растут, остановилась и успокоилась.

Это отец забрал – больше некому. И, сука, в самый неподходящий момент!

Мой кошелек заметно опустел, но таксист, примчавшийся на заказ, остался доволен. Знала лишь название клуба, в который Кирилл ходил на тренировки, но навигатор без труда определил адрес. Заходила в заведение с опаской. У входа терлись какие-то мужики. Курили, разговаривали, провожали масляными взглядами. Это не одно из тех мест, в которые я привыкла ходить.

– Делайте ваши ставки! – громыхал мужской голос.

Приглушенный свет, толпа народа – все толкаются, кричат, но я смотрела только на ринг. Пробиралась вперед, с трудом расталкивая обезумевших людей. Бой уже шел, и для меня существовал только Беркут.

Он не говорил… Не рассказывал, что участвует в боях без правил. Никакого обмундирования. Только шорты и эластичные бинты на руках. Голова не защищена, босиком. Для меня это было страшно. Видеть его таким – чужим, сосредоточенным, ожесточенным. Острые, хищные черты лица. Темные глаза – такие, как бывает тогда, когда он охвачен страстью, первобытным желанием.