Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раму, а какие у нее были сари, украшения? — спрашивала зачарованная речами слуги-друга Зита.
— О, Зита, много, я толком не знаю, но слышал, что у тетушки в комнате, кажется, есть шкаф, где все они хранятся. Это твое приданое.
— Да, Раму! Как это прекрасно! — воскликнула Зита и тут же насупилась. — А мне они, может, вовсе и не достанутся?
— Нет, нет, милая, есть, говорят, завещание твоих родителей, вся опись твоего богатства, и некий господин адвокат в роли твоего опекуна, якобы, следит за этим.
— Ну ладно, хорошо, Раму, я побежала!
И, как всегда в таких случаях, у Раму сильно билось сердце.
И Раму вспоминал счастливое лицо Зиты, ее сияющие глаза газели.
Нет, в эти минуты Зита не была сиротой. Ее мать и отец стояли рядом, вот под этой арековой пальмой, на этой дорожке. Они были здесь, Рао и Лолита, и телом и духом. В эти минуты сам Раму чувствовал себя искупленным, спасенным, свободным. Он был радостным. Да, радость — вот высшая мудрость.
На сей раз Раму срезал букет чудесных бенгальских роз и постучал в дверь Зиты.
— Зита, — прошептал Раму, — розы у твоих дверей.
— Спасибо, добрый Раму, — ответила Зита в замочную скважину.
Раму потихоньку отомкнул дверь запасным ключом и передал букет в щель приоткрытой двери.
Раму рисковал. Не дай Бог увидеть этот пассаж тетушке — и все пропало. За себя он не беспокоился, только за Зиту, только за нее.
Адвокат Гупта несколько усталой походкой прошел в свой кабинет. Снял телефонную трубку и набрал номер.
— Алло! Мама, добрый день, это — я, Гупта. Если кто будет меня спрашивать, скажи — я сейчас буду. До встречи.
Он положил трубку. Подошел к окну, поднял жалюзи. Яркое солнце, голубизна моря и волны зелени ударили в усталые глаза.
Гупта немного повеселел.
Вошла секретарша.
— Сэр, вас спрашивает господин Рави.
— Хорошо, я возьму трубку, только прошу тебя, Сита, не называй меня «сэр», лучше по имени.
— Хорошо, простите, господин Гупта, — и секретарша, наклонив голову, с улыбкой закрыла за собой дверь.
— Я слушаю, — сказал в трубку Гупта.
Послышался легкий треск и щелчок, и мягкий баритон произнес знакомое со студенческих лет:
— Сенека приветствует Луцилия!
— О, Рави! Рад, рад, мой давний дружище и наставник, мой гуру и вдохновитель. Слушаю тебя.
— Гупта! Извини, я сразу начну без предисловий. Иду вперед, как боевой слон. Нам необходимо встретиться. Переговорить. У меня есть предложение.
— Что ж, дорогой Рави, я не имею никакого римского права тебе в этом отказать, — полушутя отвечал Гупта.
— Итак, — Гупта приподнял левую руку и посмотрел на часы, — сейчас половина второго. Давай, скажем, в два часа, в нашем с тобой кафе, в парке «Висячий сад».
— Прекрасно! — долетело из трубки и послышались короткие гудки, которые нервно постанывали, пока Гупта не положил трубку.
Он снял облегающий сюртук — черный ширвани, повесил его в шкаф. Вместо ширвани надел свободный белый пиджак европейского покроя и вышел из кабинета.
— Сита, — обратился он к секретарше, — позвони ко мне домой, я задерживаюсь, у меня важное свидание, а затем надо будет поехать по опекунским делам.
— Хорошо, господин Гупта. До свидания!
— До свидания, — произнес с облегчением Гупта, отвесив легкий поклон.
Он вышел на улицу и подозвал такси.
Легкий «Кабриолет» мчал Гупту по голубому полумесяцу Марин-драйв, — скоростному шоссе вдоль залива Бэк-Бэй — «жемчужному ожерелью».
Шофер, смуглый молодой парень, был молчалив, но чувствовалось — за рулем сидит не новичок.
— Господин, вот и Малабар-Хилл!
— Отлично! Благодарю вас.
— Не за что, господин. Храни вас Бог! — и водитель широко улыбнулся.
Расплатившись с шофером, Гупта поспешил к маленькому кафе под манговыми деревьями.
Он сел за свободный круглый белый столик из бамбукового дерева.
В кафе было уютно. Оно находилось на поляне среди мангового леса. В центре кафе красовалась великолепная арековая пальма.
Подошел официант и склонился над Гуптой.
— Мне два лимонада, фрукты и чай.
Официант удалился.
И вдруг Гупта почувствовал, что кто-то прикоснулся к его плечу. Он обернулся. Ну конечно, Рави! Гупта вскочил и друзья обменялись пожатиями рук:
— Рам, рам, Гупта!
— Рам, рам, Рави!
— Дорогой Гупта, — начал Рави, когда они уселись и стали потягивать лимонад. — У меня, собственно, нет никакого срочного дела и предложения; есть, правда, кое-что, но это — потом. Мне хотелось встретиться с тобой. И, зная, как мы оба заняты, я решил вытащить тебя на воздух, отдохнуть, поговорить, пообщаться. Ведь ты сам знаешь: телефон есть телефон. А в жизни между людьми важна встреча.
— Итак, за встречу! — усмехнулся Гупта и поднял бокал белого вина.
Друзья выпили и рассмеялись.
… Искусство духовного общения, как известно, в Индии развито довольно широко.
Умение слушать — отличительный дар этих бесед. Здесь исходят из убеждения, что разговор должен идти не на уровне слов, а выявить что-то, стоящее за словами, то, что на уровне сердца.
Это, естественно, не Сократовские беседы и не обычные диалоги. Подобные беседы превращаются как бы в совместные медитации.
Это на языке хинди называется «сатсанг», то есть ее особенность состоит в том, что направление ее — в сторону вечного, беспредельного.
Прошло уже полчаса, как друзья, однокашники по университету Гупта и Рави беседовали вдвоем на свежем ветерке, пробивающемся сквозь листву с бирюзовых волн Аравийского моря.
В кафе было немноголюдно. Единственный официант довольно умело и неслышно обслуживал клиентов. Бармен с широким лицом и красными толстыми руками мясника с изяществом слона наполнял бокалы и пиалы, выставлял на стойку небольшие подносы с бетелем, фруктами и сладостями.
— Недавно, Гупта, я прочел книгу, сборник статей об Индии. И что я открыл для себя? Ты будешь удивлен, — продолжал Рави, отпив из бокала глоток вина. — Ты прекрасно знаешь, как я ценю Редьярда Киплинга, этого английского писателя и поэта, с его бессмертным «Маугли». Но дело в том, Гупта, что Индию мало кто из иностранцев понимает, о своих я не говорю.
Так вот, Киплинг — не понял Индии. Не понял главного — ее духовности. Это лишний раз доказывает, как говорил мой отец, что англичане навязывали свой порядок и свое миропонимание.