очередь понимала подданство в прямом смысле с возможностью самой широкой автономии и невозможностью выхода.

Это различие в обостренном виде проявится сразу после смерти Б. Хмельницкого, когда в Малороссии начнется кровопролитная гражданская война, которая войдет в историю, как «Руина». Ставший гетманом И. Выговский, еще недавно призывавший русского царя, теперь, призвав себе на помощь крымских татар, поляков и немецких наемников, выступил против Переяславской Рады. За помощь крымских татар Выговский платил десятками тысяч украинцев проданных в рабство[111]. В 1658 г. Выговский заключил договор о вхождении Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств в Польшу в качестве автономного Русского княжества.

Казалось бы, недовольное «московским гнетом» население должно было с восторгом приветствовать победителя, однако всего через два месяца казацкая рада заставила Выговского сложить булаву, а выбранный гетманом Ю. Хмельницкий уже в октябре 1659-го вновь присягнул России, причем на условиях, сужавших автономию[112]. При этом, отмечал М. Покровский, «чем резче проявляли свою антипатию к московскому режиму верхи, тем преданнее были низы Москве»[113]. Отголоском «Руины» станет мятеж гетмана И. Мазепы, призывавшего избавить «Отечество от ига Москвы»[114].

По представлению украинских националистов и «либеральной» общественности, Россия должна была в ожесточенной и кровопролитной войне отвоевать у Польши Украину, подавить в ней холопский бунт и гражданскую войну, установить самостийную государственную власть. После этого функции России считались выполненными, и она должна была предоставить Украине независимость.

Может быть, Россия и пошла бы на такой шаг, если бы украинская шляхта смогла сохранить собственную государственность и верность своему слову. Однако она оказалось неспособна на это: воссоединение, по словам корифея украинской политологии В. Липинского спасло «идеологически и юридически украинскую аристократию после банкротства ее собственного государства»[115]. «Нелогично было ставить гетмана независимым правителем автономной Украины, — пояснял выбор Кремля М. Покровский, — и в то же время признаться, что без московской поддержки ему не усидеть»[116]. Позже Москва встала перед выбором между отстранением от власти «обанкротившейся украинской аристократии» или «банкротством украинского государства». Москва выбрала первое, встав на очередных выборах за представителя казацких низов — Брюховицкого[117].

Хмельницкий сам просил войск царских с Украины не уводить. Мало того он запросил от русского царя Алексея Михайловича еще и установления жалования казакам, которое в сумме выливалось в 1,8–1,9 млн. золотых — более половины годового бюджета Польши того времени — или около 400 тыс. российских рублей[118]. В то же время максимальные доходы России с Украины в «страшные времена» петровской Малороссийской коллегии не превышали 130 тыс. рублей…» Т. е. свобода Украины и ее лояльность по отношению к Москве обошлась бы последней еще и в ежегодные затраты, только в виде дотаций, в размере 8—10 % государственных доходов[119].

Кризис на Украине, с которым столкнулась Москва, и в котором уже «потонуло польское владычество», «имел своей причиной брожение казаков, во всех областях и при каждом режиме этот элемент положительно не подчинялся никакой дисциплине… Применение к этой стране общих правил, — приходил к выводу К. Валишевский, — является бессмысленным. По своему географическому положению и по своей исторической формации она стояла вне всякого шаблона… Конфликт был неизбежен между этим хаотическим миром и всяким правительством, которое стремилось бы подчинить его закону, каков бы он ни был»[120]. Особенности украинского казачества, как отмечает И. Васильев, были порождены примером самой польской шляхты, для которой культ свободы был самоценной: «Он не желал терпеть навязанных извне ограничений»[121].

Скинув, с помощью Москвы, польское владычество и став незалежной, «эта страна, с переворота, произведенного в ней Богданом Хмельницким, находилась, — по словам С. Соловьева, — в долгом межеумочном, переходном состоянии, условливавшем, как обычно это бывает, сильные смуты. Не могши быть самостоятельной, она хотела поддерживать свою полусамостоятельность; но эти полусостояния, ни то ни се, приводят всегда к печальным явлениям. Малороссия представляла хаос, борьбу элементов (discordia semina rerum): гетман, ставши из войсковых, казацких начальников правителем целой страны, стремился к усилению своей власти; старшина и полковники хотели быть так же полновластными господами, жаловать и казнить, кого хотят; стремились стать богатыми землевладельцами и земли свои населить крепостными крестьянами, в которых обращали вольных казаков; последние волновались, особенно подущаемые из Запорожья; города жаловались на притеснения полковников. Все были недовольны, все слали жалобы, доносили друг на друга в Москву; а когда государь, вняв этим жалобам, предпринимал какие-нибудь меры, то поднимались опять вопли, зачем Москва вмешивается. Особенно вопли усиливались, когда Москва поднимала вопрос о финансах малороссийских, ибо все сильные люди в Малороссии хотели доходы страны брать себе, не давая ничего государству, которое таким образом получало только обязанность тратиться людьми и деньгами на защиту Малороссии. Все были недовольны и действительно имели причины на то, но не умели сознать, что эти причины были внутри, во внутреннем хаосе, в кулачном праве; искали улучшения во внешних условиях; поддавшись русскому государю, бросались то к полякам, то к туркам; это колебание, шатость, межеумчность вредно действовали на характер народонаселения, особенно высших слоев. После Богдана Хмельницкого не было гетмана, который бы не изменил или не был обвинен в измене своими же — интригам, доносам не было конца»[122].

После Богдана, подтверждает Кучма, «государственный руль оказывался в руках то слабых, то корыстных… Борьба между амбициозными представителями казацкой старшины за гетманскую булаву и втягивание в эту борьбу иноземных войск, сепаратизм и неспособность политической верхушки прийти к согласию по главным общегосударственным вопросам привели к опустошению Украины. Преследуя личные выгоды, авантюристы рвали Украину в разные стороны, навлекая на ее народ тяжелейшие испытания»[123].

* * *

Какие же выгоды получала Россия от присоединения Малороссии?

Россия потратила огромные человеческие, материальные и финансовые ресурсы в войне с Польшей, Турцией и Швецией за Малороссию, потом тратила огромные ресурсы на подавления в ней анархии и создание основ государственной власти. При этом Россия в конечном итоге не поручила из земельного фонда, переданного в распоряжение украинских старшин и казачества, ничего, да еще и заплатила по Андрусовскому перемирию за «зачистку» украинских земель от польской шляхты миллион золотых[124].

К концу XVII века все сборы с Украины (в том числе налог с торговли и промышленности), а также прежние «коронные земли» перешли в распоряжение гетмана и войсковой казны. Украина имела широкую автономию и несла весьма умеренное налоговое бремя (исключая периоды русско-турецких и русско-польских войн), использование налогов шло в первую очередь на нужды самой Украины. Деньги для развития и существования Российской империи собирались с русских крепостных, на Украине крепостное право было введено лишь при Екатерине II — т. е. на 125 лет позже, и было значительно мягче,