Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег усилился. Порыв ветра бросил на Великого Хана закрученный столб снежинок, и он на секунду невольно зажмурил глаза. Эта секунда тоже была тьмой, но не белой, а черной, и когда Батый снова открыл глаза, не было видно даже молодого тополя.
Белый мир сжался до передела. Великий Хан сидел на троне, судорожно сжимая подлокотники, и уже не видел ничего вокруг – исчезли Кадан, Бури, перепуганный Хо-Чан и вся свита.
Бату вдруг поймал себя на мысли, что если он сейчас отдаст какой-нибудь приказ, его невидимый голос прозвучит из мглы и будет голосом незримого владыки. Но ощущения великой тайны власти, о которой не раз говорил его отец, почему-то не было. Мысль была холодной, как сталь ножен сабли, которые сжал в руке Великий Хан, и уничижительной, как будто речь шла о детской игре в прятки.
«Если сейчас меня сзади ударят ножом в шею, то убийцу не найдут, – непроизвольно продолжилась злая мысль, – снег занесет и его следы и выброшенный им нож…»
Где-то под сердцем Великого Хана шевельнулось чувство странного, испытанного только в детстве после смерти отца, тоскливого одиночества.
«Великое, Вечное Небо, – одними губами прошептал Бату. – Ты хранило от зла моего деда Чингисхана, не уберегло моего отца Угедея, так вспомни же обо мне, чтобы не прервался старший род Великого Монгола!»
Молитва не получалась… Она была вынужденной и почти случайной. Она казалась такой же нелепой и не нужной, как и любая другая мысль, которая приходила к хану, после того, как с неба обрушился снег. Снег оказался сильнее людей не потому что ослепил их, а потому что принес в себе еще нечто такое, к чему не был готов никто из людей.
Краем глаза Бату уловил едва заметное движение слева и невольно напрягся.
«Сартак!..» – догадался он.
Мальчик бросился к отцу и упал ему лицом на колени. Бату наклонился и тихо, ласково спросил:
– Испугался снега, богатур?
– Нет-нет! – живо и не поднимая головы, ответил мальчик.
Когда он поднял голову, Бату увидел счастливые, огромные глаза.
– Я всех их победил! – сказал Сартак. – Они убежали!
– Кто?
– Ерден, Ганбаатр, Нугай… – взахлеб перечислял мальчик имена друзей. – А еще Наран и здоровяк Шона.
– Стань рядом со мной, – Бату взял сына за руку. – И веди себя достойно, как положено сыну Великого Хана.
Сартак вытер нос и кивнул. Улыбка на его лице вдруг стала жалкой, а глаза погасли.
«Великое Небо…», – попытался продолжить молитву Бату и вдруг понял, что он ненавидит небо. Именно небо обрушило на землю снег и срыло ненавистный город.
Усилием воли Великий Хан оборвал все мысли. Он сжал зубы и молча, с ненавистью, смотрел на снег. Он знал, что там, за его непроницаемой стеной, могло происходить только одно: воины Азамата пошли на штурм упрямого «злого города» и вот-вот должны были одержать победу. Да, снег ослепил людей, обстоятельства изменились, но сейчас каждый человек – и командиры, и рядовые воины – должны были быстро принимать свои собственные решения. А воля Великого Хана – пусть даже если он слеп! – всегда будет гнать их только вперед. Потом будут награждены победители, жестоко наказаны трусы и проучены нерадивые. И это тоже будет воля Великого Хана.
Со стороны крепости продолжали доносится далекие, многоголосые крики и приглушенный звон оружия. Толпа придворных вдруг ожила, и Бату увидел за пеленой снега их странно вытянутые вверх тени; толпа заговорила, и звук голосов придал Бату уверенности – в мире все действительно шло своим чередом. Смелый Азамат начал штурм Козельска, хорезмийцы раскачивают подвешенное на цепях огромное бревно и под его ударами трещат и рушатся ворота.
Снег стал идти чуть реже…
Сартак, увидев кого-то из своих друзей, что-то весело закричал и рванулся в сторону. Бату с трудом удержал его за руку. Мальчик оглянулся на отца и тот снова увидел его огромные, удивленные глаза.
– Я… Я быстро! – умоляюще сказал мальчик.
Бату с трудом подавил вспышку раздражения.
– Я сказал, стой возле меня! – грубо сказал он.
Бату так крепко сжал руку сына, что тот вскрикнул. Злость ушла… Бату отпустил руку.
– Стой тут! – коротко и уже спокойнее, повторил он.
Из стены снега вышел хан Кадан, ведя под руку раненого воина. Тот сильно клонился набок, зажимая рукой рану на боку. Чуть сзади шел Хо-Чан.
Кадан низко поклонился и сказал:
– Великий Хан, в этой проклятой белой темноте воины Азамата ничего не видят. Они переполнены ненавистью и готовы умереть за тебя, но сначала они перебьют друг друга и перережут всех хорезмийцев. Зелье шаманов затуманило их разум и выгнало из их голов все мысли. Они жаждут только одного – крови. Если хорезмийцы умрут, кто будет разбивать ворота?
Раненый воин, подтверждая слава Кадана, протянул вперед руки и издал странный горловой звук. Теряя силы, он опустился на колени.
«Хорезмиец…» – скользнув глазами по одежде воина, догадался Бату.
Он перевел взгляд на Хо-Чана. Китаец жадно поймал этот взгляд и быстро и горестно закивал головой. В войске Бату было много воинов, но мало мастеров. Хорезмийцы и самаркандцы умели строить катапульты и стенобитные машины и лучше других применяли их в деле. Даже Чингисхан во время похода в Среднюю Азию, щадил этих умельцев. «Монгола можно привязать к коню, но его нельзя привязать к бревну», – шутили сами монголы.
Хан Бату уже принял решение, но пока молчал.
Воин, которого привел Кадан, наконец смог заговорить:
– Великий Хан, меня зовут Очой-Ману и я командую третьей сотней… – воин перевел дух и зачем-то кивнул в сторону города. Он кривил губы, пытаясь справиться с болью в боку. – Нам не удалось дотащить стенобойную машину вплотную к воротам. Мы вмяли ворота внутрь, но не смогли ни разбить, ни открыть их. Сейчас там командует хан Азамат… Ночью светит луна и можно увидеть хоть что-то, но сейчас… в этой белой мгле… – воин снова замолчал и стал клониться на бок. Его речь стала значительно тише: – Ярость Азамата не знает предела и недовольный всеми, он просто начал резать хорезмийцев…
Воин замолчал, опустил голову, ткнувшись ей в свои колени.
– Проклятый снег! – громко и торжественно сказал Кадан.
Хо-Чан снова закивал головой.
Маленький Сартак не без удивления рассматривал расстроенные лица хана Кадана и китайца. Снег – мягкий, белый и безобидный – не казался ему чем-то ужасным. С ним можно было играть. Например, в снежки или, прячась
