Внезапно Крайт осекся, а затем медленно склонил голову, будто повинился.

— Прости меня, я позволил себе забыть. Для той, кто повелевает тенями, нет секретов, произнесенных в темноте. На рассвете она спросит с нас за каждое слово.

— Можешь говорить открыто, — успокоил его капитан. В его голосе смешались решительность и горечь: — Я спрятал нас на эту ночь от королевского ока… Нам давно пора перестать искать справедливость в её жестокости. Она накажет нас в любом случае, просто потому, что мы посмели воспользоваться своим правом, даже если она сама и даровала его нам.

Эти загадочные «она» и «её» порядком напугали меня. Стоящая на лесной поляне троица сама по себе являлась угрозой, с которой любому пришлось бы считаться. Так кем же должна быть та, которая сумела вызвать у них такие осязаемые ненависть и смирение?

— Выпей! — достав откуда-то стеклянный пузырек, по размерам едва превосходящий коробок спичек, вновь сосредоточил на мне своё внимание Эфаир.

Я насторожено посмотрела на емкость, до половины заполненную чем-то черным и искрящимся.

— Что это?

— Благо для тебя. Пей!

Что-то в голосе капитана заставило меня подчиниться. Подрагивающими руками, я сняла печать и понюхала содержимое пузырька. В нос ударил резкий, но пряный запах чего-то травянистого.

— Это тот самый яд, который исцеляет? — на всякий случай уточнила я.

— Нет.

Эфаир смотрел на мои губы, возле которых я опасливо задержала склянку, с таким неприкрытым вожделением, что мной снова овладело инстинктивное желание пуститься в бегство.

Я ни на секунду не забывала, в каком виде находится моя одежда, преодолевая инстинктивное желание прикрыться. Вот уж действительно выпуск во взрослую жизнь. Пронизанные горькой иронией мысли метались в тяжелой голове.

— Пей же! — теперь уже торопил Крайт, оказывается, пребывающий в нетерпении ничуть не меньше Хэма.

Деваться мне было некуда. Заставляя себя верить в лучшее, я сделала глоток, а затем и вовсе осушила пузырек до дна.

На вкус зелье оказалось кисловато-терпким, ничего из ряда вон, вполне терпимое и, к сожалению, не на спирту. Легкий хмель, пожалуй, пришелся бы сейчас кстати. Тело болезненно ныло от нервного напряжения, но перевести дух по известным причинам не получалось. Все самое страшное по-прежнему поджидало меня впереди. С другой стороны, я страшилась потерять контроль над собственным сознанием. Хотелось верить, что покуда нахожусь в трезвом уме, ничего непоправимого со мной не случится.

Наконец зелье подействовало. Умиротворение, совершенно неуместное, игнорируя всякий здравый смысл, разлилось по телу. Стало легко и спокойно. Я привалилась к растущему за спиной дереву и с наслаждением вдохнула упоительный аромат ночного леса. Почему я раньше не замечала, как здесь красиво? Теплая летняя ночь преобразилась и заиграла новыми оттенками. Однообразная палитра цветов вдруг наполнились глубиной и непередаваемой прелестью. Черный обратился блестящим обсидианом. Синий и темно-фиолетовый переливались точно маслянистые озера краски на новенькой палитре. Серый плыл загадочной дымкой над землей, газовой шалью кутая многочисленные деревья, укрывая голубоватые травы.

— Потрясающе, — запрокинув голову, протянула я, всматриваясь в хитрый узор раскидистой древесной кроны.

Кажется, это была ива.

— Вы могли бы озолотиться, продавая эту штуку по сходной цене.

Я понимала, что болтаю глупости, но вместе с напряжением рассеялась и настороженность. Невыразимая безмятежность вытеснила страх, настолько окрылив меня, что я закрыла глаза и про себя запела:

«Ромашки спрятались, поникли лютики…»

Кто-то тихо засмеялся. Этот смех прошелся невесомой лаской по моей коже. В ответ я практически замурлыкала.

— Так-то лучше, — касаясь теплыми губами моего уха, прошептал божественно-прекрасный мужской голос.

— Крайт, — прошептала я и повернулась навстречу бархатному звуку.

Наши губы встретились, и от внезапного головокружения я крепко обхватила его за плечи. Теперь меня уже заботили не красоты сумеречного леса, а то, что тело мое оказалось постыдно податливым и буквально молило о прикосновениях.

— А что, — подставив шею под жаркие поцелуи высокородного сида, спросила я, — мы будем это делать прямо тут, на голой земле?

И снова в воздухе зазвучал приглушенный мужской смех. Только теперь смеялся не Крайт, а Эфаир, который каким-то образом оказался позади меня, и теперь я уже упиралась спиной не в ствол ивы, а в его широкую твердую грудь.

Губы капитана легкими поцелуями покрывали мое плечо. Руки заскользили по бедрам и, достигнув паха, с силой прижали к себе. Я почувствовала, как в ягодицы уперся его напряженный член, и вместо того, чтобы отпрянуть, бесстыдно потерлась о него.

Ноги меня едва держали. Если бы не кокон из сильных тел, служивших своеобразной опорой, я бы давно распласталась на колком ковре соснового подлеска. Не скажу, что страх окончательно растаял в тумане нарастающего угара, но происходящее со мной было так ошеломляюще ново, так непереносимо остро, что неизбежно рождало опасение сгореть, превратиться в невесомый пепел.

Я застонала. Громко. Призывно. Нетерпеливо.

Кто-то снял с меня платье, и я осталась в одном нижнем белье. Вполне целомудренном, совсем не созданном для соблазнения. Теплый ночной ветерок оказался прохладнее разгоряченной кожи, и я зябко поежилась. Вдруг, лишившись своей живой опоры, я оказалась одна посреди круглой поляны, прямо на глазах зарастающей густой курчавой зеленью. Она казалась мягкой даже на взгляд.

— Это мой подарок тебе, — появившись точно сотканный из воздуха, сказал Хэм и медленно опустил меня в душистые травы.

Я не отрываясь глядела в его многоцветные глаза, манящие губительной, нездешней красотой, и отстраненно размышляла. Несмотря на дурман, несмотря на свою безоговорочную капитуляцию, я все еще помнила — он опасен для меня. Однако сейчас, всматриваясь в его лицо, словно обнаженное страстью, я никак не могла в это поверить.

Он лежал сверху, удерживая вес своего массивного тела на руках. От усилий мышцы на предплечьях Аспида напряглись, и я, не сдержав порыва, провела по ним руками. В ответ на мои прикосновения его тело, покрытое легкой испариной, засияло. Этот мягкий чарующий свет коснулся и меня. С недоверием ощущая, как легкий приятный гул нарастает под кожей, я вдруг осознала, что этим мистическим сиянием охвачены мы оба.

— Невероятно, — потрясенно, прошептал Хэм. — Твоя кровь поет для меня. Возможно, Эфаир ошибся, и в тебе гораздо больше от нас, чем он мог предположить.

— Я боюсь, — невпопад призналась ему я. — Пожалуйста, не делай мне больно.

Одно тягучее жаркое мгновение аспид всматривался в меня словно что-то искал, затем медленно закрыл глаза и тяжело сглотнул.