– У меня была школьная практика на четвертом курсе.

Должна признаться, что моя тетка Маргаритка работала инспектором РОНО. Сами понимаете – где находится эта школа, которая дала мне положительную характеристику и поставила отличную оценку, я даже не представляю.

– Какими иностранными языками вы владеете? – госпожа Поливанова поморщилась.

Все-таки спина была у нее натуральная, в отличие от бюста.

– Английским и немецким свободно. Основной мой язык – английский. Немного говорю и читаю на норвежском.

– Это не понадобится, – растерянно проговорила Поливанова, видимо, вспоминая, где находится эта самая Норвегия.

Сначала мне было довольно неловко рассказывать о себе в присутствии третьего лица. Но

Поливанова относилась к массажистке как к предмету неодушевленному, к чему-то вроде фена, и скоро я тоже перестала обращать на нее всякое внимание.

– А к-кк-а-аа-уу-у-ю-ю-ю… – она хотела меня о чем-то спросить, но в этот момент начался массажный прием «рубка», и ее челюсть затряслась, как у невротика. – Катя, сегодня мне так делать не надо…

Я чувствовала, что готовится какой-то коварный вопрос, и не ошиблась.

– Вы читали бестселлер этого года – роман Зюскинда «Парфюмер»? – спросила госпожа Поливанова с телевизионной интонацией в голосе.

Она даже приподняла голову, не обращая внимания на свой шейный остеохондроз, чтобы лучше видеть, как я буду мямлить. «Что, куколка? – читалось в ее взгляде. – Одни мужички на уме? После университета, небось, и книжки в руках не держала?»

– Прошу прощения, но «Парфюмер» написан уже больше двадцати лет назад. Я его прочитала в журнале «Иностранная литература» еще в девяносто первом году. А недавно перечитала на немецком.

– Катя, в основании шеи что-то мне постоянно мешается, – закапризничала госпожа Поливанова, – обрати, пожалуйста, внимание на эту область. Скажите мне еще вот что. Какой метод вы применяете?

– Какой метод? – удивилась я.

– Ну, педагогический…

Во дает фармацевтическая королева! С педагогикой у меня были большие проблемы, но зато имелся опыт в ответах на разные, в том числе и глупые, вопросы. Не знаешь конкретного ответа, отвечай в общем виде, но с трепетным чувством в голосе.

– Мой метод, – сказала я, чувствуя себя кем-то вроде Макаренко или Ушинского, – это любовь к детям.

Мадам Поливанова заметно смягчилась, то ли от моих слов, то ли от массажа.

– У нас пятилетняя дочурка. Прелесть ребенок…

Мне все это так надоело, что я чуть не брякнула: «Вообще-то я предпочитаю работать с мальчиками» – но вовремя взяла себя в руки.

– Вы бы меня устроили, – уже томно выдохнула моя собеседница. – Но устроит ли вас одно из наших требований?

Я обратилась в слух, заранее про себя соглашаясь с любым требованием, кроме циничного.

– Я давно ищу гувернантку. Разговаривала уже со многими опытными профессионалками, – слово «профессионалки» ей явно что-то напомнило, и Поливанова поморщилась. – Прекрасные характеристики, по два диплома, иностранные языки… Сами понимаете, на таких выгодных условиях у меня не было бы проблем выбрать из них достойную. Но у меня самой есть особое условие… Я хочу, чтобы гувернантка моей дочери всю неделю жила у нас в доме, и только в субботу вечером могла бы быть свободной до воскресного вечера.

Делая неопределенно-задумчивое лицо, в душе я воздевала руки к небу. В моем положении, когда я так глупо вляпалась и стала козой отпущения в бандитских разборках, мне лучше всего было сесть на некоторое время в тюрьму. Но о такой тюрьме, и еще на таких сказочных для меня условиях, я могла только мечтать!

Паузу я все-таки выдержала, и со вздохом – мол, на что только не пойдешь из-за любви к детям, сказала:

– Я согласна…

В одном из кулинарных рецептов Елены Молоховец в книге «Подарок молодым хозяйкам», а именно – в примечании к изготовлению какого-то хитрого соуса – есть такие примечательные слова: «…после чего отжимки можно отдать на кухню людям». Вот и я пошла «в люди», буду питаться отжимками с барского стола и нянчить «ихнего дитятю». Прощай, мой родной уютный уголок! Моя, вернее моей тетки, однокомнатная хрущоба, доконавшая дебильным «техно» соседа снизу и регулярными потопами от соседей сверху. Я ухожу «в люди», чтобы посмотреть, наконец, как люди живут. Так сказать, изнутри. К чему надо стремиться? За что надо бороться? Я иду к вам, золотые унитазы!

У моего подъезда маячил лохматый человек неопределенного возраста в старых джинсах и выцветшей футболке с надписью God forbid!, что переводится как «Избави бог!» Именно эту фразу я и произнесла про себя, когда узнала в нем своего бывшего однокурсника и вечного поклонника Диму Волгина.

Он ходил между металлическими ограждениями газона, как тигр в клетке, и определенно сочинял что-то возвышенное. Я подошла к нему совершенно незамеченной и пропела:

– Издалека долго, приперся ты, Волгин? Приперся ты, Волгин…

Дальше я не могла придумать, но талантливый Волгин тут же подхватил, импровизируя:

– Любви преграды нет. Среди снегов талых, Среди хрущоб старых, Он словно на иголках. Где ходишь ты, Свет?

– На поэтические вопросы я отвечать не обязана, – ответила я, переходя на прозу. – Причем поешь ты, Волгин, гнусаво и фальшиво, хотя жалостливо. Попробуй начать с «По приютам я с детства скитался». И где ты нашел летом талые снега? Если в моем сердце, то там – вообще вечная мерзлота…

Волгин смотрел на меня, как преданный пес, друг – собачья мордочка, только лизаться не бросался. А мне от его щенячьей радости сразу стало откровенно скучно.

– Я за тобой, Светоч! – вдруг торжественно произнес Дима. – Собирайся!

Мне всегда не очень нравилась его манера называть меня фабрикой по изготовлению канцелярских принадлежностей, поэтому я начинала потихоньку закипать.

– Интересно знать, куда? Судя по твоему прикиду, разгружать вагоны с комбикормом!

А что я еще должна была ему сказать? Жалость развращает мужчин.

– Нет, Свет, в Новый свет, – заговорил он откровенно слабыми стихами, совершенно не обижаясь. – Мне предлагают место в музее-усадьбе Александра Блока в Шахматово! Представляешь, как это здорово?! «Встану я в утро туманное, солнце ударит в лицо. Ты ли, подруга желанная, всходишь ко мне на крыльцо?»

– Не я, – поспешила отрезать, – не я это.

– Представь, старинная дворянская усадьба. Средняя полоса. Источник вдохновения Сан Саныча. Ты Прекрасной Дамой идешь по аллее. Ты будешь в розовом платье-капоте, с зонтиком в руке, молодая, розовая, сильная, как Флора… А за лесом и полем – Тараканово, где венчались Блок и Любовь Дмитриевна…