Даниэль бросилась искать мать. Конечно, ей было кое-что известно об интимных отношениях мужчин и женщин, не было для нее секретом и таинство деторождения. Но сам процесс полового акта и возможного зачатия она наблюдала впервые. Хотя, пожалуй, не совсем так: ей и раньше приходилось видеть, как спаривались животные. Тем более что совсем рядом, на принадлежавших Сан-Вареннам лугах, паслись стада лошадей, коров, овец и прочей домашней живности. И все же то, чему она стала свидетелем сейчас, выглядело каким-то совершенно другим… Или?

Разыскав Луизу, Даниэль с ходу задала ей именно этот вопрос. Та кратко, по-деловому разъяснила своей двенадцатилетней дочери, что принципиальной разницы между совокуплением животных и людей нет. Таким образом, Даниэль получила очень интересный и жизненно важный урок…

Впрочем, все это вполне соответствовало бытовавшим тогда в аристократических семьях представлениям о том, что должна знать девушка, становясь совершеннолетней.

Свой вклад в физическое воспитание дочери внес и Люсьен. Как-то раз, когда Даниэль было всего два года, он посадил ее на спину считавшейся очень спокойной кобылы. Однако животное неожиданно проявило строптивость, и девочка тут же шлепнулась на землю. Хорошо еще, что все обошлось для нее благополучно. Хотя сама Даниэль, наверное, решила, что она совершила полет с самой высокой горной вершины. Ее тут же снова посадили на кобылу, но теперь Люсьену хватило ума усесться на спине лошади позади дочери и подстраховать малютку.

К тому времени, когда Даниэль де Сан-Варенн исполнилось шесть лет, в конюшне поместья не было лошади, на которой она не покаталась бы верхом. Лишь бы кто-нибудь помог ей взобраться в седло.

Дядя Арманд научил свою маленькую племянницу стрелять. Марк — фехтовать. А дедушка посвятил ее в секреты виноделия и помог постичь искусство шахматной игры.

Однако все это внимание к подраставшей девочке носило очень бестолковый и совсем непродуманный характер. В результате ребенок превратился в озорного и непослушного сорванца. Впрочем, юная Даниэль очень рано поняла, что этот интерес взрослых родственников не вечен. И будет продолжаться лишь до тех пор, пока они видят в ней возможную наследницу поместья Сан-Варенн и герцогского титула.

Луиза заставила своих родственников по мужской линии признать за ней право воспитывать дочь так, как она воспитывала бы сына, то есть дать Даниэль самое блестящее образование, соответствовавшее ее острому, пытливому уму и рано проявившимся редким способностям. Деревенский кюре — мягкий, трезвомыслящий и высокообразованный человек — с готовностью стал обучать девочку древним языкам, математике и философии. От своей матери Даниэль узнала также о роли женщины в этом суровом, управляемом мужчинами мире, роли, которая предназначалась и ей.

Когда Даниэль исполнилось семнадцать лет, это была красивая, любознательная и разносторонне развитая девушка, вполне готовая к самостоятельной жизни. В том числе — и семейной. Она резко выделялась на фоне своих сверстниц и даже сверстников. Никто из них не мог соперничать с ней в искусстве верховой езды или фехтования. А исключительно быстрый ум и образованность, в сочетании с природными способностями хозяйки, позволяли надеяться, что в недалеком будущем имение и родовой замок семейства Сан-Варенн попадут в умелые руки.

В то раннее февральское утро, последовавшее за ее отмеченным накануне семнадцатилетием, Даниэль натянула на себя бриджи для верховой езды, умылась ледяной водой и направилась в конюшню. Ее любимый Дом был уже оседлан. Красивый, стройный конь гордо гарцевал на вымощенном булыжником конюшенном дворе, высоко задирая голову и принюхиваясь к свежему запаху утреннего ветерка. Из его ноздрей валил пар. И вообще он был готов с места пуститься в галоп. Девушка ступила одной ногой на подставленную ладонь конюха и, перекинув другую через спину коня, уселась в седло.

Даниэль рысью спустилась по посыпанной гравием дорожке, пролегавшей меж аккуратно подстриженных лужаек. Позади остался огромный замок. Высокий, со множеством окон, таинственный и мрачный, он казался символом незыблемости образа жизни хозяев…

Даниэль скакала уже около часа, когда до ее слуха донесся громкий собачий лай. Видимо, где-то неподалеку проходила охота. Девушка пришпорила коня, пустив его в галоп. Быстрая езда в это морозное утро доставляла ей неописуемое наслаждение. Кроме того, Даниэль рассудила, что ее появление на месте охоты, явно организованной дядьями, не вызовет с их стороны неудовольствия. Ибо все установленные строгие правила верховой езды по территории, на которой велась охота, племянница соблюдала безукоризненно.

Скоро Даниэль выехала из леса на широкую поляну и… Нет, ее поразило не то, что свора собак и егеря дяди Арманда осадили маленький кирпичный домик. Своеволие дядьев уже давно перестало удивлять девушку. И даже когда хозяина какого-нибудь дома хотели в угоду господам уморить голодом, это тоже не было чем-то из ряда вон выходящим. Такое нередко случалось и раньше. Но то, что Даниэль увидела сейчас, заставило девушку содрогнуться от ужаса и омерзения.

Среди толпы егерей, в окружении собачьей своры стоял старый, совершенно голый человек. Несколько охотников держали его за руки, другие, стянув старику запястья толстой веревкой, пытались привязать его к низко склонившейся ветви росшего рядом дуба. Старая женщина, стоя на коленях, о чем-то умоляла дядю Арманда. Тот коротким ударом тяжелого сапога свалил ее на землю.

Судя по сузившимся глазам Арманда, багровому от напряжения лицу и вырывавшемуся сквозь сжатые тонкие губы звериному рычанию, дядя был вне себя от бешенства. Он казался олицетворением неукротимой потомственной жестокости всего рода Сан-Варенн. А что в подобных случаях нужно держаться подальше от своих ближайших родственников, Даниэль прекрасно усвоила с детства.

Неожиданно над головой пленника взвился бич. На его голой спине тут же выступила кровавая полоса. Не думая о возможных последствиях, Даниэль спрыгнула с коня и бросилась к окружавшей несчастного старика толпе.

— Прекратите сейчас же! — закричала она. — Пожалуйста, дядя, остановите это бесчинство! Вы же убьете его! Прошу вас!

И Даниэль впилась ногтями в руку Арманда. Над ней склонилось страшное, искаженное яростью лицо дяди.

— Какого черта?! — заорал он на племянницу. — Что ты тут делаешь, щенячье отродье? И почему суешься не в свои дела?! Убирайся домой! Или хочешь увидеть все до конца?

Арманд схватил Даниэль за руку и стиснул с такой силой, что девушка закричала от боли. Еще раз взглянув в горящие звериной злобой глаза дяди, она прочла в них страшную решимость заставить ее, еще ребенка, стать свидетельницей варварского убийства беззащитного старого человека. А в том, что сейчас здесь произойдет убийство, сомневаться не приходилось: старик был слишком слаб и беспомощен, чтобы пережить новые издевательства, уготованные ему.

Поняв свое бессилие, Даниэль вырвалась из рук дяди и бросилась назад к своему коню. Она заливалась слезами и, закрыв глаза и уши, старалась не видеть происходившее под дубом, не слышать несущихся ей вслед звуков бича и страшных криков жертвы…