— Здоров, да я его встретил несколько дней назад. Он в действующей армии, служит, кажется, во втором корпусе и командует егерями.

То, что предок жив и не убит под Бородино, меня обрадовало. Я его предупреждал еще тринадцать лет назад, что в двенадцатом году будет большая война, и уговаривал не лезть в пекло. Он конечно не послушался.

— Вы что-то говорили о спасении Марьи Ивановны? — напомнил я.

— Да, да конечно, вы ее спасли от неминуемой смерти, а меня от горького вдовства. У нее были страшные боли, она даже исповедовалась и причастилась, а вы ее, вдруг, вылечили!

Теперь мне стала понятна радость Урусова при нашей встрече.

— Неужели вы и этого не помните?

Я опять отрицательно покачал головой.

— Может быть, когда вы с ней встретитесь, у вас пройдет беспамятство. Моя Марья Ивановна такая замечательная женщина, что я и описать не могу. Красавица, умница, прекрасная мать. Мы с ней уже без малого четверть века вместе и ни разу не поссорились!

Далее Николай Николаевич говорил исключительно о своей супруге, и мне стоило немалого труда, чтобы не задремать. Давала о себе знать бессонная ночь, и расслабляло мягкое усыпляющее покачивание рессорного экипажа. Однако я сумел устоять, и чтобы не обидеть равнодушием любящего мужа, мужественно испил эту чашу до дна.

До имения Урусовых мы добрались меньше чем за два часа. Поместье оказалось богатым и ухоженным. Мы въехали в ворота, и я увидел прекрасный барский дом, построенный в стиле ампир. Наша кавалькада рассредоточилась по двору, а карета остановилась прямо против парадного подъезда. В доме тотчас начался переполох, и во двор высыпала толпа слуг, во главе с дородной женщиной, приятной наружности. Она бросилась к карете и с рыданиями припала к груди Николая Николаевича.

Можно было обойтись без пояснений. Герой вернулся с войны, чистая идиллия!

Когда первая радость встречи прошла, князь вспомнил и обо мне. Подтолкнул к жене со словами:

— Marie, ты только посмотри, кого я тебе привез!

Марья Ивановна посмотрела на меня заплаканными глазами, похоже, узнала и слепо улыбнулась:

— Алексей Григорьевич, какой сюрприз!

Мне показалось, что обрадовалась мне она значительно меньше, чем этого ожидал муж, что Николай Николаевич тоже заметил некоторую растерянность жены и просительно сказал:

— Мой ангел, Алексея Григорьевича ранили французы, и он потерял память. Совсем ничего не помнит, даже меня не узнал. Если ты не против, пусть он немного поживет здесь, пока не поправит здоровье. Ему сейчас буквально некуда деваться.

Марья Ивановна удивленно на меня посмотрела и кивнула головой, впрочем, не совсем понятно, в каком смысле, однако добряк Урусов просиял и от такой малости.

— Знаешь, мой ангел, Алексей Григорьевич спас меня от французов. Если бы не он, меня могли ограбить и убить! — торопливо продолжил Николай Николаевич, как бы стараясь добавить мне лишних очков в глазах супруги.

— То есть, как это потерял память? — удивилась Урусова, не заинтересовавшись нашими воинскими подвигами.

— Он ничего не помнит, из того, что было раньше…, — начал объяснять Николай Николаевич, но жена строго на него посмотрела, и он, смешавшись, не договорил.

Пришлось объясняться мне:

— Я случайно попал под обстрел французских пушек, рядом со мной взорвалась бомба, произошла контузия и я, действительно, ничего не знаю из того, что было нынешним летом. Князь говорит, что я вам оказывал какую-то помощь, я же ничего такого не помню.

— Даже меня? — искренне поразилась Марья Ивановна.

— Совершено ничего.

— Разве такое возможно? — оглядываясь на присутствующих, неизвестно у кого спросила добрая женщина. Похоже, я ей не очень нравился и она была недовольна моим появлением.

Ей никто не ответил. Я же, обругав себя за то, что зря сделал такой крюк, решил не пользоваться сомнительным гостеприимством Урусовых и отправиться своей дорогой.

— Так вы вообще ничего не помните, даже кто вы? — задала очередной вопрос Марья Ивановна.

— Нет, я не помню только то, что случилось прошедшим летом, — ответил я, прервал разговор и вытащил из кареты свою амуницию. — А теперь позвольте откланяться. Мне срочно нужно попасть в Калугу, спасибо князь, что подвезли…

— Куда же вы, голубчик? — воскликнул Николай Николаевич, умоляюще глядя на жену. — Останьтесь, прошу вас.

Марья Ивановна строго посмотрела на мужа, и к приглашению не присоединилась. Под пристальными взглядами многочисленной дворни я надел на спину ранец, вскинул на плечо мушкетон, уже собрался распрощаться, как вдруг увидел своего возницу. Тот спокойно стоял среди дворовых Урусовых. Это явление удивило меня даже больше чем странное поведение барыни, кстати, совсем не характерное для хлебосольных русских помещиков.

— А ты как сюда попал? — окликнул я мужика, отворачиваясь от хозяев.

Гордей Никитич оказавшись в центре внимания, смутился и, запинаясь, ответил, что не хотел оставлять меня одного. Кажется, мне сегодня везло на странных людей и непонятные поступки.

— А где твои лошадь и сани? — спросил я.

— Лошадь здесь, — радостно сообщил он, — сама за нами прибежала, куда ж ей деваться! А розвальни, Бог с ними, все одно, оглобля сломалась.

— Это ваш мужик? — спросила Марья Ивановна.

— Нет, он сам по себе, — ответил я, и добавил, почтительно кланяясь, — а теперь позвольте откланяться, честь имею.

— Но как же так, — растеряно сказал Урусов, — Marie, попроси Алексея Григорьевича остаться.

— Право, куда вам спешить, скоро обед, — уже вдогонку, сказала она, — соблаговолите хотя бы с нами отобедать.

— Если только отобедать! — сказал я останавливаясь.

Мне стало интересно узнать, почему хозяйка так не хочет, чтобы я остался и, неожиданно даже для себя самого, решил поймать ее на слове. К тому же, если нам сейчас суждено так холодно расстаться, то чего ради, я занимался ее лечением в их прошлом и своем будущем? Странная ситуация с временной путаницей уже начинала руководить моими поступками.

— Вот и чудесно! — искренне обрадовался князь, а Марья Ивановна лишь вежливо улыбнулась и кивнула, тотчас перестав обращать на меня внимание.

Все тотчас двинулись в сторону дома. Я отправился следом за хозяевами. Урусов по дороге громогласно живописал супруге свои ратные подвиги. Слуги почтительно, окружив господ, внимали хозяину, как положено дворне, подобострастно заглядывая в лица помещиков. Мы всей неспешной толпой вошли в просторный вестибюль, из него в парадный зал. Жили Урусовы на европейский манер, с вощеным паркетным полом, картинами на стенах и вычурной отделки «мебелями», что в начала девятнадцатого века было вполне уместно.