И тут время, досель бессовестно буксовавшее, понеслось, как на крыльях. Почти одновременно распахнулась входная дверь и отвалился вентиляционный короб, уходивший в стену. В подвал ворвались злые дяди в чёрных масках и таких же бронежилетах.

Ваню и Людочку, конечно, не тронули, но Цимбаларю и Кондакову под горячую руку тоже перепало. О незавидной участи бандитов лучше вообще умолчать.

Одновременно начались аресты в разных концах города. Брали банковских клерков, ревизоров, аудиторов, сотрудников туристических агентств, киношников, бандитов всех мастей и даже сотрудников правоохранительных органов, запятнавших себя связями с «китежградскими» аферистами.

Следующий день для оперативников был объявлен выходным, и они собрались на прежней квартире, которая оставалась в их полном распоряжении по крайней мере ещё на сутки.

Поскольку Кондаков, отравленный «сывороткой счастья», продолжал нуждаться в интенсивном лечении, все пили красное вино, закусывая его виноградом. Когда веселье было в самом разгаре, о себе напомнил телефон. Сначала трубку взял Ваня, но потом со словами: «Тебя!» – передал её Цимбаларю.

Звонил тот самый таинственный незнакомец, с подачи которого и разгорелся весь этот сыр-бор.

– Поздравляю с успешным завершением операции, – сказал он голосом, даже ещё более спокойным, чем прежде.

– Спасибо, – ответил Цимбаларь. – А с чем поздравить тебя? Со счастливым спасением? Но, думаю, гулять тебе осталось недолго.

– Лично я придерживаюсь другой точки зрения. Настоящий боец славится не столько умением наносить удары, сколько способностью держать их. Спору нет, я пропустил тяжёлый удар, однако устоял на ногах и готовлюсь к ответному удару. Вот тогда всем вам мало не покажется. И тебе самому, и девке с пацаном, и старому пердуну. Запомни, от меня не уйти. Я найду вас даже в этом распроклятом Китеже, если он действительно существует…

Ровно в одиннадцать опергруппу принял в своём кабинете начальник особого отдела полковник Горемыкин. Такой чести они не удостаивались с осени прошлого года, когда была благополучно провалена операция по поиску пепла так называемого ковчега Завета.

Поздоровавшись с каждым вошедшим за руку, Горемыкин по своей всегдашней привычке уставился в полированную поверхность стола, служившую для него чем-то вроде волшебного зеркала, показывающего хозяину то, что недоступно взорам простых смертных.

– Благодарю всех за службу, – сказал он совершенно будничным голосом. – С удовлетворением констатирую, что это тот редкий случай, когда вы сработали безукоризненно. Если какие-то накладки и имели место, то в них следует винить другие службы, тесно сотрудничавшие с нами.

Воспользовавшись наступившей паузой, Кондаков осторожно осведомился:

– Но ведь говорят, что главарям банды удалось уйти от возмездия?

– Ничего определённого сообщить пока не могу, – ответил начальник. – Но даже если это и так, генералы, оставшиеся без армии, мало чего стоят… Честно сказать, меня беспокоит совсем другое. А именно, те угрозы, которые поступили вчера в ваш адрес… Не удивляйтесь, я постоянно находился в курсе событий и первым читал материалы прослушивания телефонов.

– Пустяки, – беспечно махнул рукой Кондаков. – Собака лает, ветер носит… Что им ещё остаётся делать, как не угрожать! Надо же душу отвести.

– Не скажите, – покачал головой Горемыкин. – На сей раз мы столкнулись с очень опасным противником, обладающим разветвлёнными связями, как в нашей стране, так и за рубежом. Да, гидра лишилась большинства своих щупальцев, но рано или поздно они отрастут… Впрочем, даже отрубленное щупальце какое-то время может представлять опасность для окружающих. Отчаянье, как известно, прибавляет силы… Я уже отдал приказ об усилении охраны особого отдела. Теперь не мешает побеспокоиться и о безопасности отдельных сотрудников.

– Если вы имеете в виду нас, то не стоит зря волноваться, – сказал Кондаков. – Мы к опасностям привычные, как собака к палке. Можно сказать, сроднились с ними. Не пропадём.

– Нас не такие жлобы на испуг брали, – поддержал его Ваня. – А потом сами обделались. Как-нибудь выстоим.

– Совершенно с вами согласен, – Горемыкин кивнул и в ответ получил одобрительный кивок от своего отражения. – Уверен, что опыт и осмотрительность не подведут вас. Тем не менее будет лучше, если вас упрячут на время в какое-нибудь укромное местечко, недоступное самому искушённому врагу. Пересидите там три-четыре месяца, а за этот срок в ситуации с вашими недоброжелателями что-нибудь да прояснится.

– Ваши слова следует понимать так, что всем нам предоставляется внеочередной долгосрочный отпуск? – Людочка, изучившая Горемыкина лучше других, не могла сдержать удивления.

– При чём здесь отпуск? – начальник сделал обеими руками широкий жест, словно собираясь куда-то плыть. – Это ведь праздность, лень, всяческие злоупотребления… Чрезмерный досуг портит людей. Истинные профессионалы найдут себе достойное занятие даже в медвежьем углу… Кстати, тут у нас заявочка соответствующая имеется. Места, конечно, глухие, но люди там живут и в общем-то не жалуются. С транспортом, правда, проблемы. Единственная дорога, ведущая в те края, является проезжей только пять-шесть месяцев в году. В эту пору трактора и машины повышенной проходимости ещё прорываются, но скоро подуют февральские ветры и связь с ближайшими центрами цивилизации прервётся до апреля—мая, пока не подсохнет грязь. Поймите, для вас это самый оптимальный вариант.

– И где же сия глухомань находится? – поинтересовался Кондаков. – Уж не за Полярным ли кругом?

– Гораздо ближе, – Горемыкин покосился на большую карту Российской Федерации, висевшую справа от него. – В пределах нашего Нечерноземья. Первозданный край. Его даже чужеземные захватчики всегда стороной обходили, а советская власть утвердилась позже, чем в Самарканде… Деревня называется красивым словом Чаруса, что на исконно русском языке означает «топкое болото». Согласно последней переписи, там проживает свыше двух сотен граждан. Раньше Чаруса относилась к колхозу «Красный маяк», а теперь числится структурным подразделением агрофирмы «Витязь». В деревне имеется молочно-товарная ферма, сыроварня, механические мастерские, лесопилка, начальная школа, магазин, клуб, фельдшерско-акушерский пункт, правда давным-давно закрытый, и даже действующая церковь.

– Простите, пожалуйста, а мы ко всему этому каким боком причастны? – осведомился любопытный Кондаков. – В школе будем преподавать или в фельдшерско-акушерском пункте грыжи вправлять?

– Вы почти угадали! – почему-то обрадовался Горемыкин. – Лейтенанта Лопаткину мы планируем назначить учительницей, майора Цимбаларя – участковым инспектором. А вас, соответственно, фельдшером.

– Меня, значит, священником, – догадался Ваня.

– Нет, вы, как всегда, будете изображать несовершеннолетнего. В данном случае – сына Лопаткиной.

– Нельзя ли нас с Цимбаларем поменять местами? – конфузливо улыбаясь, попросил Кондаков. – Стало быть, участковым меня, а фельдшером его. Он парень молодой, ему и гинекологический осмотр не зазорно провести. А я на причинное место уже лет десять как не смотрел. Могу и сомлеть с непривычки.