Самый главный вывод из рассмотренного: фейк без возможности верификации и не «обысканный» экспертными системами – это правда (цинично назовем его «дееспособным фейком»), а правда без верификации и анализа эксперта – потенциальный фейк («недееспособная правда»). В сегодняшнем обществе событие как (не-)правду часто конструирует авторитет (автора, транслятора, формы, критика, замалчивающего и т. д.) и (без-)участие эксперта, а не истина.

В этом контексте хотел бы обратиться к феноменам базовой действительности и действительного смысла – существуют ли они в публичном дискурсе объективно? Не являются ли они базовыми и действительными лишь с позиции знающего в самом широком смысле этого слова наблюдателя, при этом находящегося лишь в некоей определенной позиции? Сущностных истин значительно меньше, чем истин существования. Борис Ельцин несколько лет был Президентом России, это сущностна я истина, и дееспособный фейк здесь невозможен. Все остальное – истины существования, из которых могут получиться отменные фейки: пользовался двойником, вел тайные переговоры с Саддамом, хотел сбросить атомную бомбу на Вашингтон – невероятное раздолье для искажения базовой действительности и действительного смысла!

В современном обществе у любого события несколько жизней, и одна из них – обязательно фейк. Очередной парадокс сегодняшнего мира.

Тульчинский Г.Л.: Более того, каждое конечное существо, может в Инстаграм, ВКонтакте, где угодно, представить свою онтологию и что-то утверждать. И потом ещё возникает сообщество. В связи с развитием цифровых технологий коммуникации между правом личности на свободу слова (чреватым разрастанием фейковых новостей, постправды, практиками травли и буллинга) и правом личности на тайну личной жизни, защиту репутации. Впору вспоминать об античной паррессии, которую похоронил М. Фуко. В этом случае акцент переносится с оценки истинности на отношение к истине, на феномен «взятия слова» и ответственности за высказанное, способное вызывать негативную реакцию аудитории – как отдельных адресатов, так и целых сообществ. Таргетирование канала фейка очень важно. В искусстве можно почти все как свободная и провокативная игра смыслов. В науке, в политике – нет. То же происходит, когда информацию, допустимую в ВКонтакте, Твиттере или Спид-инфо публикует ИТАР-ТАСС, а то и МИД.

Чернявская В.Е.: Форма становится фактором выдвижения содержания. Форма в смысле коммуникативного формата. Если раньше, скажем, в XV веке это была книга, то сегодня мы говорим, что это уже связано с другим. Здесь опровержение или продвижения своего контента и своего дискурса уже связано не с доказательностью истины, но с теми медиальными ресурсами, которые позволяют овладеть форматом.

Золян С.Т.: Что вы сказали о привилегии продвигать, то это чуть ли не с первобытнообщинного строя у кого-то была привилегия продвижения информации.

Чернявская В.Е.: Но сегодня эта привилегия у коммуникативного канала. И авторитет конструируется, опять же, социальной практикой.

Золян С.Т.: Здесь у нас будет понятие ложного авторитета. Для меня информация в Фейсбуке недостоверна, а для кого-то может быть достоверна.

Чернявская В.Е.: Псевдо-, квази-, да, авторитета. В этом случае получается, что ваше слово против моего, и, следовательно, важным будет то, какие ресурсы бросаются на выдвижение позиции. И к тому, что вы говорили: ты профессор – и я профессор, у тебя журнал – и у меня журнал…

Золян С.Т.: А как Вы свяжете уже с ориентацией Бахтина на карнавальность? «Фейковые» короли – шуты (троли) – но все это ради утверждения «не-фейкового» порядка.

Тульчинский Г.Л.: Вот именно – порядка… Шуты, карнавал – это встроенный в культуру взгляд на нее извне, из аута позиции вненаходимости. Всякое осмеяние – контекстуально, выход за рамки системы, взгляд извне. В этом и заключается важность смеховой культуры, позволяющей остранять профанное. Карнавалы – институционализированные прорывы, окна из профанного в сакральное. Не менее важны были юродивые. Они могли осмеивать традиционно важное, делать то, за что другим рубили головы. Потому что им была доступна эта позиция вненаходимости. А поскольку absolute Out is God, их и воспринимали как «божьих людей» (сумасшедшие=божедомцы).

Так что это не фейки, а институционализированные традиционными культурами, регламентированные (время, место, персоны) остранения, освежения смысловых образований. Нынешние же тролли, фейки – не институционализированы (даже в СССР были специальные жанры эстрады, сатирические журналы – все знали, что это специальные место и время для практики осмеяния, не имеющей отношения к новостям).

А теперь резьбу сорвало. Каждый сам себе шут и юродивый. От пранкера до пресс-секретаря МИД, а то и президента (конечно же – США).

Золян С.Т.: По-моему, естественный переход… Президент (власть) вначале занимает позицию блогера. Затем – тролля. После чего, лишаясь (или же отказываясь от властных атрибутов канала передачи информации (метафизических – они же и магические), становится фейком и источником фейковых новостей и даже событий. Пример: корейские переговоры Трампа, регулярные перформансы («лайвы») Пашиняна и т. п.

Ильин М.В.: А самое ужасное, заключается в том, что у нас уже совершенно политически корректны два принципа о равенстве и суверенитете личности, которые разрушительны с политической точки зрения, во всяком случае, для прав человека, демократии, конституции и т. д. Григорий Львович только что приводил пример, что я могу в Instagram, скажем, если я уверенная личность, и вот сейчас ты можешь мне рассказывать что-то о Крипке, а я скажу, при этом никогда его не читая, свою версию тебе, и представить, что Крипке (Saul Kripke) – это заговор сионистов. И всё.

Куликов С.Ю.: Такого рода высказывания подпадают под определенные нормы закона.

Золян С.Т.: Но Крипке от этого фейком не станет. Это твое представление.

Ильин М.В.: Нет, это я его создал. Я создал крипковский заговор сионистов. Вот он фейк. И я это все сделал, но я так не считаю, это мой стёб.

Золян С.Т.: Здесь мы переходим к тому, когда говорят различные «Я», и возможно создать фейковое «Я», именно так, как Пушкин создал Белкина. Вспомним парадокс Мура – почему противоречиво высказывание «Идет дождь, но я так не считаю». Любая фраза, которую я сейчас говорю она предполагает пресуппозицию «я считаю» и «я говорю». Но, утверждая, что сейчас идет дождь, я создаю фейковое «я», якобы-говорящего, который якобы считает, что идет дождь. А слушающие не в состоянии распознать, что это не я, а мой фейк.

Если бы ты действительно считал, что теория Крипке – результат заговора сионистов, это не было бы фейком, это было бы твоим мнением. Я считаю, что, допустим, на Луне растут ананасы. Это моё мнение. Но если я так не считаю, тогда я создам какого-то другого «Сурена», который якобы так считает. И вот здесь появляется фейк.

Куликов С.Ю.: С точки зрения криминалистической экспертизы – не сказали фразу «я так считаю» или «это моё мнение», и попали под статью.