– Можно мне попробовать? – спросила я и потянулась к зажигалке.

Моя мама увидела нас через кухонное окно и пулей примчалась.

– Ты совсем рехнулся? – закричала она на дядю Джеймса.

– Руби, я просто показывал ей, как она работает, – объяснил он. – Ей было интересно.

– Если ты не знаешь, любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – грозно сказала мама, выхватила у него зажигалку и вернулась обратно в дом.

– Ого, – сказал дядя Джеймс, покачав головой. – Раньше твоя мама была очень спокойная. С каких пор она стала такой паникершей?

– С давних, – сказала я.

Когда ночью папа зашел ко мне в комнату пожелать добрых снов, я спросила, почему мама так сильно переживает.

– Это один из ее способов выражения любви, – сказал он.

– Как когда Бяка лижет мне лицо? – спросила я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб.

– Да, – сказал он. – Только без слюней.

Мне было интересно, работала ли зажигалка, что я нашла в почтовом ящике, так же, как зажигалка дяди Джеймса. Я приподняла крышку кончиками пальцев. Внутри было такое же колесико, но когда я нажала на него большим пальцем, оно не пошевелилось. Я попробовала еще несколько раз, но оно было крепко зажато. Мне было наплевать, если она была сломана – она все равно крутая. Я хотела оставить ее себе, но знала, что родители ни за что на свете не разрешили бы мне ее оставить. Особенно мама. Она даже не разрешала мне готовить попкорн в микроволновке, я же могу обжечь пальцы, открывая пакет.

Я перевернула зажигалку. Она превосходно ложилась в руку, и я не могу понятно объяснить, но в слове Зиппо было что-то манящее. Может, не говорить родителям про зажигалку? В конце концов, она нерабочая, и я не могу вернуть ее владельцу. Наверно, это был какой-то приезжий из города или кто-то просто швырнул ее из окна, потому что она больше не работала. Почему я не могу ее оставить себе, если мне хочется? Какой от нее вред?

– Что упало, то пропало, – шептала я, пряча зажигалку в ладони. Снова появилось ощущение, что внутри у меня стайка светлячков. Но на этот раз у меня был самый настоящий секрет. Только мой секрет.

Я прыгнула с дорожки на крыльцо, соскочила назад по ступенькам просто на всякий случай, три раза постучала по перилам и вошла в дом.

– Ну что, сегодня есть что-нибудь? – спросила мама и я вручила ей письмо.

– Чтоб мне провалиться, ваша светлость, посмотрите сами, – ответила я с английским акцентом.

– Ура! – радостно закричала она, держа в руке бледно-желтый конверт. – Это письмо от Хайди!

Прошло почти тринадцать лет с тех пор, как Хайди самостоятельно переехала из Рено, Невада, в Либерти, Нью Йорк, на крыльях таинственного слова, которое разрешается говорить только взрослым. С того момента, как Хайди решила вернуться домой, она поддерживала связь с моей мамой. Они слали друг другу открытки на большие праздники или фотографии из интересных мест. На оборотной стороне карточек они неизменно писали одно и то же слово: Юфь.

– Что это означает? – однажды спросила я у мамы, когда я была еще совсем маленькой.

Она открыла цветочную открытку, которую она купила на день рождения Хайди, и сняла колпачок с ручки.

– Юфь было особенным словом мамы Хайди, с помощью которого она признавалась в любви, – объяснила она.

– Зачем ей понадобилось особенное слово? – спросила я и потянулась за ручкой, как только мама закончила. Мне нужно было закрасить этот большой красивый кружок в начале слова, напоминающий букву О.

– Потому что мама Хайди была особенной, – сказала она.

– А я особенная?

– Да, – она поцеловала меня в макушку. – Ты тоже особенная, но по-другому.

Когда моя мама работала помощником в «Хиллтоп Хоум», одним из пациентов, за которым она ухаживала, был отец Хайди, Эллиот. Мама Хайди тоже некоторое время жила в «Хиллтоп», но тогда моя мама там еще не работала. Я никогда не их видела вживую, только на фотографиях.

К счастью, мама была так занята новым письмом от Хайди, что не заметила маленький выпирающий комок в заднем кармане моих джинс. Я оставила ее на кухне и пошла в свою комнату. После того как я закрыла дверь, я достала зажигалку из кармана и стала натирать ее кромкой футболки, пока она не засияла, как жемчужина. У меня не было еще одной коробки из-под пластыря, поэтому я положила зажигалку в розовый носок, который потерял пару, и просунула его под матрас для сохранности.

В течение следующих дней я доставала ее всякий удобный раз, практикуясь в открывании крышки, чтобы делать это как дядя Джеймс, одним движением – пшшш! Если мои родители замечали, что я провожу больше времени в своей комнате с закрытой дверью чем обычно, они ничего не говорили. Мой папа был занят работой, а голова мамы была забита другими вещами, такими, как мытье окон и натирание серебра.

Хайди писала, что она скоро приедет, и моя мама хотела, чтобы все было идеально.

– Не забудь мне напомнить, чтобы я достала мармеладки с чердака до того, как Хайди приедет, – сказала она мне. – Она снова захочет увидеть их, я уверена.

История с мармеладками была еще одной из историй, которые я слышала миллион раз. Хайди выиграла бесплатную поездку на такси, угадав точное количество мармеладок в банке, когда впервые приехала в Либерти. Изначально там было 1 527 штук, но несколько она съела, так что осталось только 1 521. Я знаю это, потому что однажды, когда мне было скучно, я высыпала их на стол и пересчитала. Там было 422 красных, 392 оранжевых, 275 зеленых, 220 желтых, 114 черных и 98 розовых.

Пока мама была занята вытиранием пыли, мытьем полов и чисткой всего, что попадалось ей под руку, я тоже была занята. Я капала масло на маленькое колесико зажигалки, пытаясь сдвинуть его с мертвой точки, но оно и не думало двигаться. Я даже пробовала кокосовое масло, но все, чего я добилась – зажигалка стала пахнуть как печенье. Спустя некоторое время мое рвение починить зажигалку угасало, и особое сияющее чувство потеряло свою искорку, как стоящий на столе стакан лимонада, из которого вышли все газы. Ко времени начала нового учебного года я и вовсе забыла о ней.

Тринадцатая годовщина свадьбы моих родителей пришлась на восемнадцатое мая. Папа неделями пропадал на чердаке, готовя для моей мамы сюрприз. Он ремонтировал антикварный чемодан, который принадлежал его прапрабабушке Альфе. Первым делом он снял потускневшие медные скобы и замочил их в уксусе. Затем он замочил лоскуты от старых футболок в льняном масле и часами до блеска полировал ими стенки из темного дуба. Он работал над чемоданом при любом удобном случае, в основном на выходных. И все это время я прикрывала его от мамы.

Если я видела, что мама идет по дороге из города или направляется в дом после того, как развесила постиранное белье на улице, я давала папе сигнал: стучала в потолок своей комнаты концом деревянной метлы. Из-за этого над потолком моей кровати образовалось созвездие черных точек.