Нора провела пальцем по кружеву на занавесях полога. Ей довелось лежать рядом с Эдрианом, но они никогда не спали вместе. Не было случая. Он приезжал в Ходдерби как гость брата, что само по себе было весьма необычно, хотя их земли граничили друг с другом. Однако его семья, Феррерсы, были католиками, а католическая знать почти не допускала в свой круг посторонних. Дэвид случайно познакомился с Эдрианом в Лондоне и, вернувшись в свои края, был обязан нанести ему визит, ведь их дома разделял всего лишь один дневной переход.

При первой встрече Эдриан показался Норе невероятно красивым, но красивые мужчины интересовали ее мало. Она видела, как в родах умерли ее мать и старшая сестра, а потому жила в постоянном страхе перед замужеством. Но Эдриан Феррерс, католик, не мог претендовать на ее руку, и его присутствие не насторожило Нору. В тот первый вечер, когда он за обедом рассуждал о европейских философах, рассказывал о дальних странах и незнакомых науках, она охотно присоединилась к разговору. Дэвид, конечно, смеялся над ней, но Эдриан слушал, слушал внимательно и подавал такие разумные реплики.

Нора распахнула глаза и чуть не вскрикнула от удивления. Шторы раздвинуты. Комната залита светом. Солнечные зайчики прыгают на перламутровых вставках тяжелого дубового шкафа. Неужели так быстро пролетела целая ночь? Ведь Нора только-только прикрыла глаза... Поссет всегда туманит ей голову.

Слава Богу, что сегодня не будет дождя!

Из-за окна долетел крик. Мужской крик. Ривенхем. Нора мгновенно все вспомнила, соскользнула с кровати и бросилась к окну. На подъездной дорожке двое воинов тренировались в фехтовании. Один был в простой рубахе из грубого льна, второй — в костюме с изящной вышивкой. Шпаги встретились, зазвенела сталь. Воин в простой рубахе отпрыгнул, выкрикнул что-то язвительное и рассмеялся. Темноволосый франт выругался и бросился в атаку. Нора сумела разглядеть его лицо и узнала лорда Джона Гардинера. Она хорошо его помнила. Мальчишкой он был ленив, тщеславен и высокомерен. Перед самым отъездом из Лондона Норе довелось принимать сэра Джона и его отца. За обеденным столом в доме ее мужа эти двое сидели со снисходительным видом победителей. Подобострастные манеры маркиза поощряли их высокомерие. К тому времени уже было ясно, что болезнь королевы Анны скорее всего смертельна. Тоу судорожно пытался обрести новых друзей, чтобы сохранить власть в наступающую эпоху вигов. Нора сидела с ледяным видом и наблюдала, как в течение бесконечного обеда из девяти блюд муж пресмыкается перед гостями. Лорд Барстоу поигрывал вилкой и едва сдерживал зевоту. Лорд Джон брал пример с отца, извергая поток плохо замаскированных насмешек и оскорблений. Тоу краснел и бледнел, но в конце концов согласился со всеми их требованиями. Чтобы заручиться дружбой Гардинеров, ему пришлось влезть в долги и практически ограбить собственных фермеров. Вскоре эти усилия принесли единственный плод. Во время парламентских дебатов по обвинению отца Норы лорд Барстоу выступил против того, чтобы за грехи изменника были сурово наказаны его родственники. «Разве не должны мы показать этим заблудшим цену истинного милосердия? — вопрошал он. — Разве не должны мы дать им пример настоящей христианской доброты, столь несхожей с безнравственным поведением их отца?» Виги, пребывающие в состоянии победной эйфории, согласились с его доводами, и Ходдерби остался во владении Дэвида.

Муж Норы был очень доволен этим свидетельством благорасположения Гардинеров, но прожил слишком недолго, чтобы в полной мере насладиться их дружбой. Что касается Норы, то с тех пор она лишь однажды виделась с лордом Джоном и, вероятно, приняла его недостаточно любезно. «Что должно произойти, чтобы Колвиллы запомнили свое место? — недовольно протянул он. — Вы дерзаете смотреть мне прямо в глаза, а должны бы благодарить на коленях».

Нора так вцепилась в подоконник, что у нее побелели костяшки пальцев. Вот какую компанию привез Ривенхем в ее дом!

Пытаясь успокоиться, она глубоко вздохнула. День обещал быть безоблачным. С поля прилетел порыв холодного ветра и принес резкий, щекочущий ноздри запах. По крайней мере сегодня не будет дождя.

Снизу раздался хриплый смех. Они приехали обыскать поместье, а сами скачут, как расшалившиеся мальчишки. Но, разумеется, обыск — только предлог. На самом деле они явились за Дэвидом. Об этом почти открыто сказал ей сам Ривенхем.

Пальцы Норы разжались. Прошлой ночью под действием гнева и паники она сочла его признание за угрозу. Сейчас, при ясном свете дня, она осознала, что у Эдриана не было нужды сообщать ей о своих истинных намерениях.

Неужели он хотел предупредить ее? Нора резко обернулась к открытой двери.

— Гризель!

Горничная явилась с чашкой чая в руках.

— Миледи? Подать вам чаю?

Нора отмахнулась.

— Помнишь фермера, чей сын два дня назад сломал ногу? Кажется, Джон Пламмер?

— Да, это Пламмеры, — подтвердила Гризель. — Джон и Мэри. И сын по имени Уильям. Прошлой зимой — руку, а теперь вот ногу. Что за нескладный мальчишка! Сотворил же Господь такого!

Нора улыбнулась.

— Они по-прежнему живут возле яблоневого сада у восточной границы? — Два года назад река Ходдер сильно разлилась и согнала многих фермеров с насиженных мест.

Гризель кивнула:

— Да, они и сейчас там живут.

— Подай мне новое перо. — Нора подошла к письменному столу. Именно в яблоневом саду она находила корреспонденцию, которая поступала к ней не по почте, и оставляла сообщения с собственными тайнами, когда имела причину делиться ими.

Лорд Ривенхем приказал ей не покидать пределов поместья, но сад находится в его пределах.

Телескоп явился для Эдриана сюрпризом. Он положил ладонь на полированное буковое дерево, погладил трубу и лишь после этого снял с подставки. Бронзовая отделка была начищена до блеска, угломерный круг смазан маслом. Эдриан невольно усмехнулся тому, что эта вещь умудрилась стать украшением библиотеки лорда Хэкстона. Должно быть, Норе было непросто объяснить отцу, как она к ней попала. Линзу выточили в Богемии по собственным указаниям Эдриана, советовавшегося с мистером Ньютоном. Деревянный корпус и бронзовые детали были изготовлены во Франции. Эдриан потратил на телескоп свое содержание за два квартала, и зима в Ла-Фэш далась ему в тот год особенно тяжело. Когда кончился запас угля, только бескорыстная помощь товарищей-студентов спасла его от холодной смерти. А потом он без минутного колебания отдал телескоп Норе.

Как же она была поражена! Восхищенное удивление на ее лице, когда Нора впервые посмотрела в телескоп, было сравнимо только с восходом солнца, когда видишь его впервые в жизни. Много раз смотрела она с этим выражением и на самого Эдриана. Возможно, мальчик, каким он в то время был, действительно этого заслуживал. В те дни руки его были чисты, а сон крепок.

Радостям невинной любви можно лишь позавидовать, думал Эдриан. Но судьбе невинных созданий не стоит завидовать. Слишком часто доверчивость приводит их на плаху. Ради блага своей души ему следовало бы пожалеть тех, кто полагается на доброту окружающих, но, думая о мальчике, которым он был раньше, Эдриан ощущал не столько жалость, сколько презрение.