Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только ты забыл добавить в свои критерии то, что потенциальная жена должна проглотить твои измены.
— Но ты же тут, со мной в одной машине, — усмехается. — И мы едем на ужин.
— Мерзавец.
— Если бы не твоя сестра, то ты бы ничего и не узнала, — флегматично отвечает.
— Признаю, это моя ошибка, Улиточка.
— Не называй меня так, — цежу сквозь зубы. — Тошнит от твоей Улиточки. У тебя хоть капля совести есть? И знаешь, я готова трусы последние с себя снять, чтобы уйти от тебя. И не было бы меня тут, будь ты со мной до конца честным на первом свидании. И это ты тоже знал, потому что жена тебе была нужна с принципами и достоинством.
— Это разговор не для ушей Артема.
— Такты его сам и начал.
— Вот я его и заканчиваю, — Макар чеканит каждый слог — Мы уже по второму кругу идем. Если ты никуда не побежала, то приняла мои условия. На этом можно и остановиться.
Артем требовательно ворчит и хмурится. Выронил бегемотика и готов расплакаться от несправедливости этого мира: ручки маленькие, неловкие и не достать ими игрушку между его боком и бортиком люльки.
Мой сын вырастет таким же, как и его отец? Скольких он девочек и женщин обидит, если впитает презрение, высокомерие и неуважение Макара? Чтобы он стал достойным мужчиной рядом с ним должен быть достойный отец.
— Приехали.
Машина притормаживает возле массивных кованых ворот, и Макар сигналит. Артем вздрагивает, округляет глаза и смеется. Почему-то он очень любит, когда “бибикает машина”.
— Давай еще раз, — говорит Макар и вновь сигналит, чем доводит Артема до дикого восторга. — Ну, хоть у кого-то все просто и понятно в этой жизни.
Ворота медленно отворяются, и я прикусываю язык, чтобы себя немного отрезвить и собраться с духом. Я должна быть милой, улыбчивой, и мои проблемы с мужем, увы, не касаются чужих людей. Если у близких не найти сочувствия, то что говорить о посторонних?
Глава 8. К столу, дорогие гости
— А кто это к нам приехал? — Вика улыбается, и дочка у нее на руках сосет большой палец и подозрительно смотрит на Артема, который издает что-то вроде сердитого “ме” и надувает губки. — Так, молодой человек с нами поздоровался, теперь твоя очередь, Соня.
Макар тем временем пожимает руку мужу Вики Валерию, который сдержанно и вежливо улыбается. Соня в белом платье с рюшками на руках Вики заинтересованно косит взгляд на голубого бегемотика Артема, потом вновь смотрит на моего сына и отворачивается. Вот уж маленькая неприступная леди.
— Меэ, — вредно повторяет Артем и слюнявит бегемотика. Я бы сказала, что делает он немного демонстративно. — У-умф.
Соня фыркает. За всем этим детским немногословным диалогом я забываю, что рядом стоит мрачный Макар.
— Я думаю, что им надо время, чтобы найти общий язык, — Вика мило улыбается.
— Вероятно, — легко посмеивается Валерий и приобнимает ее за плечи.
— Надеюсь, вы теперь меня понимаете, — на крыльцо дома выходит крепкий полный мужчина и ослабляет галстук с ехидной улыбкой. Делаю вывод, что это тот самый Юра Пастухов. — Одно удовольствие наблюдать за детками, да?
— Не начинай, пожалуйста, — Вика оглядывается.
— Какой к нам кавалер-то пожаловал, — Юрий спускается и вальяжно подплывает к нам. Протягивает большой палец Артему. — Приветствую, Артем Макарович
Артем Макарович одной ручкой прижимает бегемотика к груди, другой насупленно хватается палец.
— Я твоему сыну нравлюсь, — Юра одаривает молчаливого Макара широкой улыбкой, а затем смотрит на меня и шепчет, — я руки, если что, помыл. Ульяна, да?
— да.
— А по батюшке?
— Сергеевна, — тихо отвечаю я.
— К тебе по отчеству или просто по имени?
— По имени.
— Меня тоже по имени. Я Юра. И именно из-за моего наглого шантажа вы тут.
— Дядя, — вздыхает Вика.
— Я буду продолжать и продолжать, пока вы не соизволите пригласить гостей наконец-то в дом.
— Тогда мы просим вас к столу, — Валерий едва заметно хмурится, выдавая свое раздражение, которое вызвано Пастухом.
— И самое возмутительное, что меня вот на ужине не ждали, — Юра цыкает и деловито шагает к крыльцу, — Я, между прочим, и организовал.
Какая странная семья. Юра провокационно честен, чем вызывает недовольство у Валерия, но в то же время. Это недовольство родное, теплое и привычное.
— Он вредный, — шепчет Вика, наклонившись ко мне, — но._ где-то в глубине души он милый.
— Очень глубоко, — флегматично отзывается Юра и с угрозой добавляет. — И дядя Юра милый только с теми, кто с ним милый.
Я хочу убежать. Это большая ответственность быть милой с пугающим мужиком, у которого холодные глаза, как у крокодила, который неподвижно чего-то выжидает.
— Идем, — Макар приобнимает меня, и я сдерживаю в себе порыв его оттолкнуть.
У Вики и Валерия двухэтажный дом из белого камня в стиле сдержанного неоклассицизма. Высокие потолки, большое пространство, светлая мебель, неброская лепнина и плавная резьба по белому дереву Наше с Макаром “гнездышко” более вычурное, пафосное и ближе кричащему барокко. Золото, бронза, хрусталь, темное дерево.
— Деток оставляем мне, — в просторной гостиной нас встречает строгая, но улыбчивая женщина. — Я ими займусь.
— Это наша няня, — говорит Валерий. — Мария.
— И как нас зовут? — мягким шагом подходит ко мне, заглядывая в личико Артема.
— какой красавчик.
— Артем. — отвечаю я, и Мария решительно забирает у меня сына, не позволяя мне опомнится.
И сейчас не только у меня круглые глаза, но и Артема. Он в растерянности смотрит в лицо Марии, затем на меня и вновь на странную наглую тетку. Но не плачет.
Шокирован до глубины души, но не решается высказать свое возмущение через крики и слезы.
— Эту ведьму дети любят — Юра оглядывается. — Выдохни, Ульяна.
Соня на руках Вики ревниво надувает щеки, наблюдая за тем, как Мария со всеми удобствами устраивает молчаливого и удивленного Артема среди подушек на ковре ус офы, обитой парчой, и подает злой голос:
— мно.
— Да никто о тебе не забыл, моя булочка, — смеется Мария, и Вика отдает ей дочь без тени сомнения, как самой себе в руки. Макар в легком изумлении хмыкает:
— Не плачет.
— А заплачет, успокоим, — Мария опускается с Соней напротив растерянного Артема. — Это я умею. Все, — поднимает взгляд, — идите.
— Но… — неуверенно отвечаю, чувствуя легкий страх за сына, который может закатить истерику, когда потеряет меня из вида.
— Я