class="p1">Был ты маменьким сыночком

И надеждой дяди,

Пожелтевшим стал листочком

В клетчатой тетради.

Не ходил ты, бедный Йорик,

В ногу общим строем,

Стал ты снегом, тихий Жорик,

Ветром и героем.

Тихий мальчик засыпает,

Словно песня снится:

«Белым снегом засыпает

Черные ресницы…»

Андрей Анпилов

Январь 2019

Стихотворения Георгия Вайнштейна[7]

Прощание

В черной мгле зажглась звезда далекая,

Буйный ветер зарыдал и стих,

Ты ушла печально, одинокая,

Бросив мне холодное «прости».

…………………………..

И я вспомнил тот весенний вечер,

Когда милой я тебя назвал,

В этот вечер нашей первой встречи,

Помню… я тебя поцеловал.

Это ложь, что мы с тобой расстались,

Это ложь, что ты ушла в туман,

Ты ушла – вокруг меня осталась

Только ночь, сводящая с ума.

Буйный ветер воет и рыдает,

Сердце мне своей тоскою рвет,

Это по тебе, моя родная,

Ураган бушует и поет.

Это по тебе, моя родная,

Майской ночью соловьи грустят,

Твой туманный облик вспоминая,

Вспоминая твой печальный взгляд.

Пусть же громче завывает вьюга,

Заглушив бренчание гитар,

Так прощай же, милая подруга,

Пропадай, крылатая мечта.

Я пошел дорогою далекою,

Я сложил печально-звонкий стих,

Я догнал подругу черноокую

И вернул последнее «прости».

В черной мгле зажглась звезда далекая,

Злобный ветер зарыдал и стих…

Ты ушла печально-одинокая,

Унося мой запоздалый стих.

Плач Ярославны[8]

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает,

Одинокою кукушкой

Робко голос подает.

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает.

И тоскует и рыдает

У Путивлевских ворот.

«Я кукушкой полетаю

По широкому Дунаю,

Над Каялой помахаю,

Я бобровым рукавом.

Рану Игоря промою

Я студеною водою,

Чтоб он смог опять сражаться

С басурманом Кончаком».

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает,

И горюет и тоскует,

И кукует и поет:

«О могучий славный ветер,

Ты летишь на легких крыльях,

Ты качаешь и волнуешь

Мутно-синий небосклон…

Унеси меня, могучий,

За туманы, скалы, тучи,

Где парят под облаками

Только соколы да ты.

Ах, зачем, владыка-ветер,

Ты развеял мою радость,

Растрепал мою одежду,

Разорвал мои цветы?»

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает,

И томится и вздыхает,

И страдает и поет:

«Днепр могучий и прекрасный,

Ты пробил ущелья в скалах,

Сделай так, чтоб я не знала

Ни печалей, ни забот.

Днепр могучий и прекрасный,

В нежной зыбкой колыбели

Ты баюкал, ты лелеял

Станиславовы ладьи.

Почему же ты не хочешь

Мужа милого взлелеять?»

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает,

Ярославна тихо плачет,

Ярославна слезы льет:

«Солнце, радостное солнце,

Ты сверкаешь изумрудом,

Но твоя улыбка, солнце,

Гибель Игорю несет…»

Ранним утром, светлым утром

Ярославна причитает,

Одинокою кукушкой

Робко голос подает.

И тоскует и рыдает

У Путивлевских ворот.

1935

Вечер

Мутный вечер, звезды светят,

Грохают трамваи,

И толкает в спину ветер,

Думать помогает.

Ветер яростный и грозный -

Злобно рвет и мечет,

Он срывает с неба звезды,

Словно это свечи.

Он бушует и рыдает,

Он ревет и злится…

Белым снегом засыпает

Черные ресницы.

В небе матовым кораллом

Светит месяц тускло.

Только… отчего вдруг стало

Тяжело и грустно?

Знать, недаром дико воет

Ураган могучий.

Над моею головою

Понависли тучи.

Знать, недаром ветер воет

И плюется стужа…

Над моею головою

Черный ворон кружит.

Темнота. Вдали лишь виден

Свет от светофора,

Да на небе ходит месяц -

Старый желтый ворон.

Звезды в небе – словно свечи:

Светят, да не греют.

Пролетай, проклятый вечер,

Что ли, поскорее.

1938

1. Жорик Вайнштейн, 1924 г.

2. Георгий Вайнштейн, 1941 г.

3. Московские ополченцы уходят на фронт 23 июня 1941 г. Из фотохроники

1942

Поэт был бледен от ранений.

Почти что мальчик был поэт,

Но им владело вдохновенье.

Был Сталинград. И был рассвет.

Семён Гудзенко

НИКОЛАЙ МАЙОРОВ 22 года

ВАСИЛИЙ КУБАНЁВ 21 год

АЛЕКСАНДР ПОДСТАНИЦКИЙ 20 лет

ПАВЕЛ КОГАН 24 года

ЕВГЕНИЙ ПОЛЯКОВ 21 год

ВЛАДИСЛАВ ЗАНАДВОРОВ 28 лет

НИКОЛАЙ КОПЫЛЬЦОВ 22 года

Николай Майоров 22 года

«Мы лишь дети, которых снова ждут домой…»

Рядовой, помощник политрука пулеметной роты 1106-го стрелкового полка 331-й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии. Погиб 8 февраля 1942 года у деревни Баранцево Смоленской области.

Самая важная прижизненная публикация Николая Майорова появилась 1 мая 1940 года в газете «Московский университет». Тогда было напечатано стихотворение-манифест «Мы». Прочитав его, Михаил Кульчицкий записал в дневнике: «Майоров – глыба»[9].

Но для литературных чиновников Коля оставался выскочкой, провинциалом, которого полезно щелкнуть по носу. Один редактор на папке со стихами Майорова написал: «…не подходят. Вернуть автору».

Коля не унывал. Поэт Николай Глазков вспоминал: «Коля Майоров никогда не сомневался, что он поэт, но не искал этому подтверждения. Для него была характерна та спокойная уверенность, которую я встречал у знакомых мне летчиков…»

Николай Майоров родился в деревне Дуровке Сызранского уезда Симбирской губернии. Через полгода семья вернулась на родину отца – в деревню Павликово Гусевского уезда Владимирской губернии, где прошло детство поэта. В 1929 году семья Майоровых переехала в Иваново-Вознесенск. Николай Майоров окончил ивановскую 33-ю среднюю школу (ныне это школа № 26 им. Д. А. Фурманова). В 1937-м он поступил на исторический факультет Московского университета. Входил в литературную студию при газете «Московский университет», посещал семинары в Литературном институте им. А. М. Горького.

В 1939-м Коля сделал предложение Ире Пташниковой, и они решили пожениться.

Но девушку, увлеченную археологией, альпинизмом и верховой ездой, напугала перспектива погрязнуть в быту. Она мечтала заниматься наукой. На каникулы умчалась в экспедицию в Среднюю Азию, оставив Колю с разбитым сердцем.

Николай с горя написал стихи о том, что он «в полубреду» за четыре строчки Бориса Пастернака готов и от любимой отказаться.

Когда к осени Ира вернулась, запальчивые стихи Коли дошли до нее. Он пытался неловко объясниться, но девушка смертельно обиделась.

И полвека спустя ей тяжело было вспоминать об этом эпизоде: «Ну как же так? Сперва прям… вот как! Ах, любовь! А потом вдруг… В то время мы были максималистами…»

А потом – 1941 год.

Из воспоминаний Ирины: «Окна были широко открыты. И не все сразу поняли, что же произошло, когда с площади донеслась передаваемая всеми