Очевидно, Филипп полагал, что Феликс буквально обо всем осведомлен.

– Приходилось ли Дакосу выигрывать крупные суммы?

– Наверняка я не знаю. Он не любил распространяться об этом. Но однажды Пьер сказал мне, что выиграл двести тридцать долларов, другой раз – сто с небольшим. Точно не помню, но, кажется, он никогда не упоминал проигрыши.

– Как он делал ставки? Через букмекера ипподрома?

– По-моему, через букмекера, но точно не знаю. Позже он пользовался услугами подпольного тотализатора. Об этом он мне сам рассказывал.

– Подпольного тотализатора?

– Да, сэр.

Вульф вопросительно взглянул на меня. Я успокаивающе кивнул. О многом Вульф не имеет ни малейшего понятия, хотя и читает газеты.

– Разумеется, вы встречались с ним в других местах, а не только здесь, – вновь повернулся Вульф к Филиппу. – Бывали ли вы когда-нибудь у него дома?

– Да, сэр. Неоднократно. Он проживал на Западной Пятьдесят четвертой улице.

– С женой?

– Она умерла восемь лет назад. С ним жили дочь и отец. Прежде отец держал в Париже небольшую закусочную, но когда ему исполнилось семьдесят лет, он закусочную продал и переехал к Пьеру. Ему сейчас около восьмидесяти.

Вульф закрыл глаза, затем вновь открыл, взглянул на меня, потом на стену, однако часов там не оказалось. Зажав концы жилетки большим и указательным пальцами обеих рук, он потянул ее вниз. Каждый раз он проделывал подобный трюк совершенно бессознательно, а я никогда не обращал на это его внимание. Для меня же данный жест означал, что настало время приступить к обеду.

– Вопросы? Относительно скачек? – спросил Вульф меня.

– Один вопрос, но не о скачках, – взглянул я на Филиппа. – Номер дома на Пятьдесят четвертой улице?

– Триста восемнадцатый. Между Девятой и Десятой авеню.

– У нас, вероятно, будут еще вопросы, – добавил Вульф, – но с ними можно подождать. Вы очень помогли, Филипп, и я перед вами в долгу. Вы работаете сегодня вечером?

– Да, сэр, непременно. До десяти часов.

– Возможно, к вам опять придет мистер Гудвин… Феликс уже принял наш обеденный заказ. Пожалуйста, передайте ему, что можно подавать.

– Слушаюсь, сэр, – поднялся Филипп. – Пожалуйста, сообщите мне, если вам удастся что-нибудь выяснить. Я хотел бы знать. Мне обязательно нужно знать все об этом случае.

Вот так-то. Можно было подумать – перед нами инспектор Кремер.

Между тем Вульф лишь заметил:

– Мне тоже необходимо знать. Скажите Феликсу, что пора сервировать.

Филипп повернулся и удалился, не сказав «да, сэр».

– Он просто гадает – кто из нас убийца: вы или я? – заметил я. – Вероятно, он склонен отдать все-таки предпочтение мне.

Всякий раз, вкушая пищу в «Рустермане», Вульф сталкивается с одной и той же проблемой. Возникает неизбежный конфликт. С одной стороны, Фриц – лучший повар в мире, но, с другой стороны, уважение к памяти Марко Вукчича не позволяет ему давать оценку и критиковать блюда, приготовленные в этом ресторане. В результате Вульф перекладывает всю ответственность на меня. Расправившись с третьей частью своей порции запеченных устриц, он, взглянув на меня, спросил:

– Ну как?

– Вполне съедобно, – ответил я. – Быть может, поменьше бы мускатного ореха, – но, конечно, это дело вкуса, – и, как мне кажется, лимонный сок – из бутылки. Оладьи здесь пекут отменные, однако подают все сразу, кучей, в то время как Фриц выдает одновременно только три штуки: две вам, одну – мне. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Мне не следовало тебя спрашивать, – заявил Вульф. – Сплошное бахвальство. Ты не в состоянии определить происхождение лимонного сока в готовом блюде.

Конечно же он пребывал в состоянии раздражения. Согласно введенному им неписаному правилу, говорить во время еды о наших рабочих проблемах запрещалось. Но сейчас у нас не было ни клиента, ни видов на гонорар, и дело, которым мы теперь занимались, носило сугубо семейный характер; Вульфу волей-неволей приходилось о нем думать. И в довершение обслуживал нас не Пьер, которого он больше никогда здесь не увидит, а какой-то венгр или поляк по имени Эрнст, имевший склонность опрокидывать посуду. Между тем Вульф съел все, что нам принесли, включая – по моему предложению – и миндальное слоеное мороженое, а также выпил две чашки кофе. Что же касается темы для разговора, то тут проблем не возникло. «Уотергейт» широко обсуждался в обществе, и Вульф знал об этой афере, пожалуй, больше, чем любая, взятая наугад, дюжина американцев. Ему, например, были известны даже имена деда и бабки Халдемана.

Вульф сперва намеревался еще раз поговорить с Феликсом, но когда мы поднялись из-за стола, он сказал:

– Ты можешь подогнать машину к боковому входу?

– Прямо сейчас?

– Да. Мы навестим отца Пьера Дакоса.

– Мы? – изумился я.

– Разумеется. Если ты доставишь его в наш дом, нам могут помешать. Поскольку мистер Кремер и окружной прокурор пока не смогли найти нас, они, возможно, приготовили ордер на задержание.

– Я мог бы привезти его сюда.

– Ему почти восемьдесят лет; возможно, он уже не в состоянии самостоятельно передвигаться. Кроме того, мы, быть может, застанем там и дочь.

– Найти место для стоянки автомобиля в районе пятидесятых улиц – безнадежное дело. Не исключено также, что придется взбираться на третий или четвертый этаж здания без лифта.

– Там увидим. Так сможешь подогнать машину к боковому входу?

Я сказал «конечно» и подал ему пальто и шляпу. И правда – чисто семейное дело. Ради клиента, независимо от важности предприятия и величины гонорара, он никогда бы не согласился терпеть подобные неудобства. Вульф воспользовался служебным лифтом ресторана, а я спустился к главному входу: мне нужно было сказать Отто, куда подогнать машину.

Западные пятидесятые улицы – это смесь питейных заведений, пакгаузов, обшарпанных домов без лифтов, но, как я знал, тот квартал, к которому мы стремились, состоял преимущественно из старых кирпичных особняков, а возле Десятой авеню находилась подходящая автостоянка. По дороге я предложил доехать до гаража, оставить там наш автомобиль, который принадлежит Вульфу и на котором езжу я, и взять такси. Однако Вульф отверг мое преложение. Он убежден, что когда за рулем движущегося транспортного средства нахожусь я, то риск существенно уменьшается. Таким образом, я проследовал до Десятой авеню и на стоянке обнаружил свободное место, всего за один квартал до нужного нам адреса.

Дом 318 выглядел довольно сносно. Некоторые из здешних особняков заново перестроили, а в подъезде, в который мы вошли, стены даже обшили деревянными панелями и установили внутренний телефон. Я надавил на кнопку против таблички: «Дакос», поднес трубку к уху и скоро услышал женский голос: