Сестры остановились, глядя на дорогое лицо с благоговением и нежной грустью, которая никогда не покидала их при воспоминании о матери: слишком велико было место, занимаемое ею в их жизни, чтобы оно когда-нибудь могло заполниться. Не прошло еще и двух лет, как она покинула их для лучшей жизни, но память о ней утешала и ободряла всех оставшихся здесь. Они ясно почувствовали это, инстинктивно стараясь приблизиться друг к другу, а Лори выразил то же словами, сказав убежденно:

— Я ничего лучшего не желаю для своей дочери, как чтобы она походила на нашу мать. С божьей помощью я достигну этого, так как всем, что есть во мне хорошего, я обязан этой святой женщине.

В эту минуту свежий голос запел «Ave Maria», и Бесс, добросовестно исполняя приказание отца, бессознательно вторила его молитве. Знакомые звуки той песни, которую так часто певала их мать, снова возвратили слушателей на землю из того мира мечты, куда они унеслись на минуту, и они уселись у открытого окна, наслаждаясь музыкой, а Лори принес им чай, и нежная заботливость, с которой он оказывал эту маленькую услугу, делала ее тем более ценной.

Вскоре пришли Нат с Деми, за ними последовали Тедди, Джози и профессор со своим верным Робом. Все горели нетерпением узнать подробности о «мальчиках». Звон посуды и оживленный разговор наполнили собою комнату, и заходящее солнце озаряло своими лучами веселое общество, расположившееся на отдых после многотрудного дня.

Профессор Баэр сильно поседел, но сохранил свой прежний веселый и здоровый вид. Он имел возможность посвятить себя своему любимому делу и занимался им с таким увлечением, что весь колледж чувствовал его благотворное влияние. Роб, насколько позволял его возраст, был вылитой копией отца. Он так любил науку и настолько во всем подражал отцу, что его уже прозвали «молодым профессором».

— Итак, мой друг, мы опять получаем наших двух мальчиков и можем радоваться этому, — сказал мистер Баэр, с сияющим лицом подходя к Джо и пожимая ей руку в знак поздравления.

— О Фриц, я так рада за Эмиля, и за Франца тоже, если только ты не имеешь ничего против. Ты знаешь Людмилу? Хороший это брак? — спрашивала миссис Джо, передавая ему чай и усаживаясь к нему поближе, словно приветствуя в нем свою опору и в радости, и в печали.

— Все идет отлично. Я видел девушку, когда ездил навещать Франца. Она была тогда еще маленьким, но милым и симпатичным ребенком. Блюменталь доволен, кажется, и мальчик будет счастлив. Он слишком немец в душе, чтобы жить вдали от родины, и он будет служить нам связующим звеном, а это мне очень приятно.

— А Эмиль в следующее плавание будет назначен помощником штурмана, разве это не хорошо? Я так счастлива, что повезло именно твоим мальчикам; ты стольким пожертвовал ради них и их матери. Ты не придаешь этому значения, мой друг, но я не могу этого забыть, — сказала Джо, взяв мужа за руку, как будто она снова была девушкой, а ее Фриц только что сделал ей предложение.

Он весело рассмеялся и шепнул ей, загораживаясь ее веером:

— Если бы я не приехал в Америку ради моих бедных малышей, я бы никогда не нашел свою Джо. Воспоминание о прошлых тяжелых временах очень дорого мне теперь, и я благословляю Бога за все то, что я потерял, так как в награду я получил свое счастье.

— Смотрите, смотрите! Здесь втихомолку идет страшный флирт, воскликнул Тедди, поглядывая за веер именно в этот критический момент, к великому смущению своей матери и к удовольствию отца, ибо профессор никогда не стыдился того факта, что считал свою жену лучшей женщиной в мире. Роб быстро выпроводил своего брата в окно, но он также быстро возвратился в другое, а миссис Джо захлопнула свой веер и держала его наготове как средство самозащиты от вторичного нападения своего непокорного сына.

Мистер Баэр поманил Ната чайной ложкой, и последний остановился перед ним с лицом, отражавшим почтительную любовь, которую он испытывал к своему благодетелю.

— Я приготовил тебе письмо, сын мой, к моим старым друзьям в Лейпциге. Они примут в тебе участие в этой новой жизни и могут быть тебе полезны, так как вначале ты страшно стоскуешься, Нат, и будешь нуждаться в утешении, — сказал профессор, передавая ему несколько писем.

— Благодарю вас, сэр. Да, я думаю, что сначала будет очень одиноко, покуда я не привыкну, а потом музыка и надежда на успех ободрят меня, — отвечал Нат, который со страхом и радостью покидал своих старых друзей в поисках новых.

Он был уже взрослым человеком, но голубые глаза смотрели все также открыто и прямо, холеные усы не могли скрыть бесхарактерной чёрточки, сохранившейся в углах рта, а широкий лоб ясно свидетельствовал о музыкальных наклонностях юноши.

Миссис Джо причисляла скромного, любящего и почтительного Ната к удачной, хотя и не блестящей, категории своих питомцев; Она любила его и верила в его добросовестность.

Покуда ее надежды не шли дальше этого, и все прочее предоставлялось заграничному воспитанию и привычке к самостоятельности, которые могли сделать из него лучшего артиста и более сильного человека, чем можно было предполагать.

— Я пометила все твое белье или, вернее, Дейзи сделала это, а как только ты соберешь свои книги, можно будет приступить к укладке, сказала миссис Джо, которая так привыкла снаряжать своих мальчиков во все стороны света, что не удивилась бы даже и экспедиции к Северному полюсу.

Нат покраснел при этом имени, или, может быть, лучи заходящего солнца, упав на его бледные щеки, заставили их вспыхнуть. А сердце его радостно сжалось от сознания, что метки на его скромном белье сделаны руками любимой девушки. Нат обожал Дейзи, и его заветной мечтой было пробить себе дорогу в жизни как музыканту и иметь право назвать ее своей женой. Эта надежда оказывала на него несравненно больше влияния, чем советы профессора, попечение миссис Джо и щедрая помощь мистера Лоренца. Ради нее он работал, ждал и надеялся, черпая свое мужество и терпение в своих мечтах о счастливом будущем, когда Дейзи будет хозяйкой в их собственном маленьком доме, а он обеспечит и озолотит ее своей музыкой.

Все это было известно миссис Джо, и хотя Нат и не представлял собой того человека, которого она выбрала бы для своей племянницы, но она сознавала, что он всегда будет нуждаться в умном и любовном попечении; Дейзи была способна оказывать таковое, а без него он легко мог превратиться в одного из тех приятных, но бесполезных юношей, жизнь которых представляет собой целый ряд неудач благодаря отсутствию в ней опытного рулевого.

Миссис Мегги была положительно недовольна чувством бедного мальчика и твердо решила доверить свою милую девочку только лучшему человеку на свете. Она была очень добра к нему, но в этом вопросе проявляла всю твердость, на которую только была способна; и Нат прибегал за утешением к миссис Джо, которая всегда принимала сердечное участие в интересах своих мальчиков. По мере того как они вырастали, начинались новые заботы, и она предвидела столько же беспокойства, сколько и радости от всех тех любовных увлечений, которые уже начинались среди ее воспитанников. Миссис Мегги обыкновенно в этих делах была ее правой рукой, так как она с юных лет сохранила свою любовь к романам. Но в данном случае она была неумолима и ничего не хотела слушать: «Нат не был настоящим мужчиной и никогда не будет, никто не знал его семью, жизнь музыканта представляет много трудностей; Дейзи была слишком молода, говорить об этом можно будет через пять — шесть лет, надо посмотреть, как отразится на нем его пребывание за границей». Ничего другого добиться было нельзя, ибо Мегги могла быть очень стойкой, когда затрагивались ее материнские инстинкты, хотя ради своих детей она каждую минуту была готова пожертвовать жизнью.