Лежавший на полу мужчина вздрогнул, на мгновение открыл совершенно черные глаза, и толпу охватил страх. Все сделали шаг назад, продавщица Клава пискнула, а потрепанный дядька неожиданно громко икнул.

– Все… прочь… все… – прохрипел лежавший на полу, но тут глаза его закатились, изо рта и из носа полезла желтоватая пена.

– Чего это он бормочет-то? – спросила оправившаяся от ужаса администраторша.

– Бредит, – определил потрепанный дядька. – «Скорую» вызывайте, пусть увозят добра молодца.

Он опустился на корточки рядом с темноглазым, с любопытством заглянул ему в лицо.

Администраторша протолкалась сквозь толпу и утопала в сторону своего кабинета. Сама толпа начала понемногу редеть – продавцы, убедившись, что ничего особенно интересного не происходит, возвращались к прилавкам, покупатели вспоминали, что они явились сюда вовсе не за зрелищами.

Когда рядом с лежавшим на полу мужичком осталось несколько человек, он неожиданно ожил. Не открывая глаз, резко сел, ухватил потрепанного дядьку за руку, и тот почувствовал в длинных тонких пальцах мужичка неожиданную силу.

– Ой, встает! – воскликнула продавщица Клава.

– Ты чего? – спросил потрепанный.

Темноглазый и не подумал отвечать. Он наклонился, притянул потрепанного дядьку к себе и зубами вцепился ему в ладонь, прокусив кожу до крови. Пострадавший взвыл, постарался вырваться, но не смог. Только что лежавший пластом мужичок повис на нем, точно клещ на собаке.

– Сука… придурок долбаный… – захрипел потрепанный, с удивлением ощущая, как боль в ране стихает, и ей на смену приходит ощущение холодного мерзкого прикосновения. – Отпусти!

Темноглазый обмяк, будто у него закончились силы. Мешком свалился на пол и скорчился – неподвижный, бледный, с кровью на губах. Потрепанный дядька затряс рукой, на которой остались отпечатки зубов, а между ними – непонятно чем нанесенная ранка, глубокая и круглая, похожая на воронку.

На миг пострадавшему показалось, что в ней что-то шевелится – червячок цвета сырого мяса или даже лохматая гусеница размером с опарыша. Но в следующий момент ранка заполнилась кровью, и мелкая тварь, если она была на самом деле, пропала из виду.

– Ой, что с вами? Вам больно? – продавщица Клава обнаружила новый объект для проявления жалости.

– Ничего, и не такое терпели… – сказал потрепанный, чувствуя легкое головокружение. На самом деле боли почти не было, но какой мужчина упустит случай выставить себя героем? – Но надо же, каков молодец? Совсем с нарезки съехал, похоже. А все эта зима проклятая, я такой гнусной и не припомню. Тут и у здорового крыша поедет, не то что у больного.

Январь и февраль на самом деле выдались бессолнечными, не особо холодными, но сырыми. Небо над городом еще с ноября затянула пелена облаков, время от времени порождавшая мокрый снег, туман над Окой и Волгой висел постоянно, и даже небольшой мороз переносился с трудом.

– Да, погода ужасная! – подхватила Клава вечную тему. – Вчера – первый нормальный снегопад с декабря. У нас во дворе, вы знаете, сломало старое дерево. Я вот помню…

Грозивший стать бесконечным рассказ прервало возвращение администраторши.

– Сейчас будут, – сообщила она и заметила покусанную руку. – Что это с вами?

– Ерунда, – бодро ответил потрепанный дядька. – Он меня покусал. Врачам покажу на всякий случай.

«Скорая», что удивительно, и в самом деле приехала быстро. Не прошло и пяти минут, как на главной лестнице показался врач, полный, в очках и с бородкой, а за ним – медсестра, тощая брюнетка баскетбольного роста.

– Проходите, вот он… – затараторила администраторша. – Упал, потом пена изо рта у него шла, и еще мужчину укусил! Заберите его быстрее, пока он тут бациллами все не засыпал!

– Разберемся, – ответил врач и принялся за дело.

Лежавший без сознания темноглазый мужичок подвергся короткому осмотру, после чего доктор велел принести носилки. Пока ходили за ними и призывали на помощь двух охранников, врач обработал ранку на руке потрепанного дядьки и велел ему как можно быстрее привиться от бешенства.

«На всякий случай, – сказал он. – А то если заболеешь, поздно будет».

Носилки доставили, темноглазого осторожно уложили на них и понесли вниз по главной лестнице. Медсестра и врач утопали следом, и теперь уже все продавцы вернулись за прилавки.

Там, где только что царили гам и возбуждение, стало тихо и чуть ли не пусто.

Темноглазого мужичка без приключений донесли до белого микроавтобуса с красным крестом на боку. Загрузили внутрь, с клацаньем захлопнулась дверца. «Скорая» выехала на трассу и начала набирать скорость.

– Что с ним такое, Вадим Степанович? – спросила медсестра, глядя на укрытого простыней больного.

Он лежал неподвижно и, казалось, даже не дышал.

– Не совсем понятно, – отозвался врач. – Сердце бьется редко, температура низкая…

В этот момент больной сел, распахнул глаза.

– Вам нельзя двигаться, нельзя… нет… – врач осознал, что он не в силах говорить от дикого, непереносимого ужаса.

Медсестра прижалась к стенке машины, взгляд ее сделался безумным. Из кабины донеслась приглушенная брань водителя, «Скорая» завиляла.

Темноглазый мужичок поднялся, сбросил с себя простыню, одним движением открыл дверцу и выскочил наружу. Врач увидел, как он упал, перекатился, взметнулся на ноги как ни в чем не бывало и побежал к обочине, не обращая внимания на раздраженные гудки.

Страх исчез, вернулась способность дышать и говорить.

– О, Вадим Степанович… это как? – пролепетала медсестра.

– Не знаю, что и сказать, – ответил врач, совершенно автоматически задвигая дверцу. – Двадцать пять лет на «Скорой», а такого не видел…

Когда Олег на такси приехал к Московскому вокзалу, время подходило к одиннадцати вечера. Он выбрался из машины, прихватил из багажника спортивную сумку и пошел к дверям вокзала, оскальзываясь на обледеневшем асфальте, покрытом выпавшим только сегодня снегом. В памяти всплыли строки песни группы «Кино»: «Белый снег, серый лед на растрескавшейся земле. Одеялом лоскутным на ней город в дорожной петле…»

Аристарх Сергеевич ждал, как они и договаривались, в главном зале, под громадной люстрой.

– Вот и ты, – сказал он. – Чего такой мрачный?

– Вы точно хотите это знать? – спросил Олег. – А то ведь я все расскажу.

С работы он приехал сегодня в семь, и два часа заняло объяснение с Леной. Она заявила, что устала от его «чертовой правдивости» и собирается немедленно вернуться к родителям. Олег уговорил ее подождать и подумать хотя бы то время, что он будет в Москве.

– Действительно, я и забыл, – Аристарх Сергеевич виновато улыбнулся. – Извини.