– Только я не знаю, как снимать такие заговоры! – испуганно воскликнула она, когда он протянул руку и убрал кончиками пальцев медные кудри со лба. – Нас ведь обезвредить объект сюда прислали?

– Думаю, да. – Лик больше не улыбался. Он завороженно наблюдал за ожившим волшебным полотном. Когда-то он сравнил ее с одной из картин, что видел в Асгарде. Тогда лишь сравнил, сейчас же осознал, что она сама по себе всегда была чарующим произведением кисти неизвестного мастера.

– Рыжик.

– А? – Она чуть отодвинулась и тоже повернулась на бок лицом к Лику.

Тонкие пальцы сжали одеяло так крепко, что побелели костяшки. Эйдолон осторожно коснулся ее руки. Она могла бы возразить, переселиться, запретить ему приближаться, сказать «нет», в конце концов. Один-единственный намек – и он изменит поведение. Но Рыжик только сворачивалась в клубок в странной попытке спрятаться от собственных страхов. Ликург осторожно разжал ее пальцы и переложил изящную кисть себе на ладонь. За то короткое время, что она проработала в Интерполе, он узнал о ней много, гораздо больше, чем позволяли официальные каналы. Поначалу она его интересовала исключительно с профессиональной точки зрения, затем как потенциальный постоянный сотрудник, которому придется влиться в коллектив, но после близкого знакомства с некоторыми аспектами жизни мадам Жужу, Лик понял, что ему требуется знать о Марусе все.

На домашнем видео тоненькая, щекастая и рыжая малышка улыбается во весь рот и хохочет, пока мать забавляет ее. Та же самая мать, которая спустя всего несколько лет повернется к ней спиной и спокойно покинет интернат. А девочка, заливаясь слезами, будет биться в руках тюремщиков, с помощью Шута разрушая все вокруг. Сотрудникам закрытых школ жизненно необходимо знать возможности подопечных. Весь отснятый материал впоследствии подшивается к личным делам и передается семье. Мать, отец, бабушки, дедушки, дяди, тети… Бесконечный список родни, и никто, кроме Береславы, не вступился за Рыжика.

Больше она не хохотала. Даже не улыбалась. Первые годы после Интерната на каждом снимке она выглядела серьезной, задумчивой или просто испуганной. Несуразный, костлявый юнец с глазами взрослого создания. Со временем Береслава и змий изменили ее. Появилась улыбка, уверенность и мягкость… Она сидела в кресле на веранде, обнимала приемного деда Кулю и выглядела счастливой. Простым счастливым подростком. Пока вновь не вмешалась ее семья.

Лик погладил блестящие кудрявые пряди. Выстроил сложное, замкнутое в цикл проклятие, отправил матери Рыжика и забирать слова назад не стал. Желание зрело давно. В наговор он вложил все свои навыки. Ни маг, ни полицейская ищейка авторство не установят, и никакая родовая защита препятствием не станет. Госпожа Козлова пройдет тот же эмоциональный путь, которым собственноручно вела дочь.

– Ссспасибо, – незаметно прошипел ему в ухо Шут.

Необузданная сила внутри сосуда, страх, одиночество, боль толкали юный неокрепший разум на необдуманные, глупые, порой просто безумные поступки. Казалось, она одна решила опозорить род всеми возможными способами. Бумаг официальных с того времени сохранилось немало, видеоматериалов тоже. Пока Береслава билась с Шабашем за право принять Марусю в наследники, семья безуспешно пыталась уничтожить его малышку. Драться с родней она не умела, но умела не сдаваться. Вся воспитательная работа неизменно каралась появлением в доме представителей власти. Лик улыбнулся, вспомнив, как эта веснушчатая мордашка в сопровождении ищеек высокомерно взирала на все свое разъяренное семейство, когда дом навестили господа из мира криминального. Фамильные ценности уплыли на черный рынок.

А мужчины… Шут Баранова был прав. Всю свою жизнь она притягивала мужчин, жаждущих не ее саму, а ее силу. На первый взгляд, может показаться, что Рыжик и ее маниту – единое целое, но это не так. У нее не случайно возникают сложности с определением маниту окружающих созданий или объектов. Она сама своей крови не ощущает. Потому и ее Безумец имеет возможность бродить самостоятельно по земле. Маруся и ее Шут – два разных организма, связанных эмоционально.

– Рыжик, – улыбнулся Лик. Она вздрогнула.

– Поцелуй меня.

И без того испуганная была, а после его слов окончательно запаниковала. Вдобавок шевелиться перестала.

– Сама. Пожалуйста, – добавил Эйдолон ласково.

На раздумья у нее ушло не больше минуты, потом она что-то для себя решила, приподняла голову, чарующе медленно приблизилась и прикоснулась губами к губам Лика. Бог прикрыл глаза и едва слышно со стоном прошептал:

– Еще.

Руся повторила поцелуй. Было в теплом спокойном сиянии его глаз что-то, что заставило ее почувствовать себя иначе. Будто внутри вдруг вспыхнула новая жизнь. Счастье, удовольствие, легкая усталость, и все это без привычной затаенной боли. Она несколько раз проверила. Никакой тревоги или недоверия.

– Пожалуйста, – услышала она почти беззвучный шепот. И снова исполнила просьбу. Теперь к удовольствию примкнуло желание.

Лик уловил эту перемену, поднял руку Рыжика и прижал к своей груди. Она тяжело прерывисто вздохнула, затем вновь что-то для себя решила и пробормотала:

– С чего… Почему… Так быстро про любовь… – слово далось ей с большим трудом. – Так быстро не понимают.

Вышло сумбурно, но Лик знал суть ее страхов еще до того, как она отважилась озвучить их.

– И все равно. Разве так – это по-настоящему?

Под «так» она подразумевала его божественную сущность.

– Рыжик. – Лик ласково улыбнулся, поцеловал ее в нос и уложил обратно на подушки. Что бы он теперь ни произнес, она не поверит. Доверия придется добиваться еще очень и очень долго. Доказывать маленькой пугливой израненной девочке, что надежно прячется в глубинах ее разума, сколь много она может получить, если перестанет прятаться. Ей привычнее драться, нежели любить.

Руся все еще вопросительно на него смотрела.

– А почему нет? – мягко поинтересовался Лик. – Я не могу любить тебя?

Шут за плечом взвился и зашипел от боли. В глазах Рыжика заблестели слезы. Она поспешно опустила веки и закусила нижнюю губу. Лик мысленно одернул себя. Поспешил. Нужно было уйти от ответа и вернуться к разговору гораздо позже. Ей не нужны слова, ей нужны дела. Родители наглядно показали дочери пустоту слова «люблю», а Береслава слишком умная особа, чтобы говорить правнучке опасный глагол. Она все объяснила Марусе деяниями. Лику ничего не оставалось, кроме как произнести:

– Я люблю тебя.

Ошибку не исправит, но впоследствии заставит совесть Рыжика помучить хозяйку за оказанное недоверие. Слова вес сами по себе не имеют, вес им дает личность говорящего. Она эту истину еще не усвоила.

Бог потянулся и поцеловал Марусю в висок. Теперь неплохо будет вывести ее из равновесия:

– Я же все равно тебе с самого начала нравился.

– Что?!

Лик с удовольствием понаблюдал за преображением маленького слабого Рыжика в возмущенную и совсем не слабую ведьму. Она даже подскочила. Глаза загорелись, губы сжались, ресницы от влаги слиплись, бледность сошла, и кудри во все стороны торчат. Чисто ведьма! Весьма соблазнительная ведьма.