– Стоял возле майора Дэвидсона и смотрел на него. Он говорит, что у служителя был испуганный вид. Это удивило Рассела, потому что, хотя майор Дэвидсон был оглушен, ему не показалось, что он был тяжело ранен. Он помахал белым флагом, это увидел ближайший санитар скорой помощи и сделал отмашку следующему – таким способом они в туман извещают карету скорой помощи.

– А что там делал служитель?

– Ничего. Майора Дэвидсона увезли, а служитель оставался у препятствия, пока не объявили об отмене последней скачки.

Я сказал, хватаясь за соломинку:

– А за деньгами он пришел вместе с другими служителями?

Лодж посмотрел на меня с интересом.

– Нет, – сказал он, – его не было с остальными. Он вынул другую бумагу.

– Здесь показания Питера Смита, старшего конюха в конюшнях Грегори: там тренировали Адмирала. Он говорит, что здесь, в Мейденхеде, Адмирал однажды вырвался и пытался перескочить через колючую живую изгородь, но застрял в ней. У него остались шрамы на груди, на плечах и на передних ногах. – Он поднял на меня глаза. – Если даже проволока оставила на нем какую-нибудь отметину, ее невозможно будет отличить от всех остальных.

– Вы на высоте, – сказал я. – Времени даром не теряли.

– Да. Нам повезло, ну хотя бы в том, что удалось сразу найти всех, кого нужно.

Оставалась только одна бумага. Лодж взял ее и сказал очень медленно:

– Это акт о вскрытии тела майора Дэвидсона. Смерть наступила от многочисленных внутренних повреждений. Повреждены печень и селезенка.

Он откинулся на стуле и поглядел на свои руки.

– А теперь, мистер Йорк, я вынужден задать вам несколько вопросов, которые... – его темные глаза неожиданно встретились с моими глазами, – которые могут показаться вам неприятными. – Он дружелюбно улыбнулся мне, так, чуть заметной улыбкой.

– Пли! – сказал я.

– Вы влюблены в миссис Дэвдсон?

Я выпрямился, пораженный.

– Нет, – сказал я.

– Но вы живете у нее?

– Я живу у них в семье, – сказал я.

– Почему?

– У меня нет своего дома в Англии. Когда я познакомился с Биллом Дэвидсоном, он как-то пригласил меня провести у него конец недели. Мне у них очень понравилось, и, по-моему, я им тоже понравился. Во всяком случае, они меня стали часто приглашать к себе, пока наконец Билл и Сцилла не предложили: пусть их дом будет моей штаб-квартирой. Я каждую неделю провожу вечер-другой в Лондоне.

– Давно вы живете у Дэвидсонов?

– Около семи месяцев.

– Ваши отношения с майором Дэвидсоном были дружескими?

– Да, очень.

– А с миссис Дэвидсоном?

– Да.

– Но вы не любите ее?

– Я чрезвычайно привязан к ней. Как к старшей сестре. – Я изо всех сил подавлял свой гнев, – Она старше меня на десять лет.

Лицо Лоджа вполне отчетливо говорило, что возраст тут роли не играет. Я был уверен, что констебль в углу записывал каждое мое слово.

Я взял себя в руки и спокойно сказал:

– Она была безумно влюблена в своего мужа, а он в нее.

У Лоджа искривились уголки рта. Он казался удивленным.

Затем он начал снова.

– Насколько я понимаю, – сказал он, – майор Дэвидсон был лучшим жокеем-любителем страны в скачках с препятствиями?

– Да.

– А вы год тому назад остались вторым после вашего первого же скакового сезона в Англии? – Я уставился на него.

– Ну, знаете, для человека, который двадцать четыре часа тому назад вряд ли вообще знал о существовании скачек с препятствиями, вы явно делаете успехи.

– Вы были вторым после майора Дэвидсона в списке жокеев-любителей за последний год? И вы, вероятно, так и оставались бы вторым. А теперь, когда майора Дэвидсона не стало, вы, очевидно, будете возглавлять этот список?

– Да, то есть надеюсь, – сказал я. Обвинение было совершенно откровенным, но я не собирался без прямого повода кричать о своей невиновности. Я ждал. Если это намек, что я собирался искалечить или убить Билла, чтобы завладеть его женой, или первым местом на скачках, или тем и другим, то пусть Лодж первым раскроет рот.

Но он этого не сделал. Прошла целая минута. Я сидел молча.

Лодж усмехнулся.

– Ну, тогда все, мистер Йорк. Сведения, которые вы нам дали вчера, и ваши сегодняшние ответы будут напечатаны вместе, и я буду признателен, если вы их прочтете и подпишете.

Полисмен с записной книжкой встал и вышел в другую комнату. Лодж сказал:

– Допрос у следователя в четверг. Вы понадобитесь как свидетель, а миссис Дэвидсон – для опознания трупа. Мы ей сообщим.

Он стал мне задавать вопросы по поводу скачек с препятствиями, те самые вопросы, которые задают в обычных разговорах, а тем временем мои показания были отпечатаны. Я внимательно прочел и подписал их. Все было записано аккуратно и совершенно точно. Я представил себе, как эти странички будут подшиты к другим показаниям в чистеньком скоросшивателе Лоджа. Каким толстым станет этот скоросшиватель, пока Лодж отыщет убийцу Билла Дэвидсона!

Если отыщет когда-нибудь.

Он встал и протянул мне руку, я пожал ее. Он мне нравился. Я хотел бы знать, кто заставлял его выяснять, не я ли организовал убийство, о котором сам же сообщил.

Через два дня я скакал в Пламптоне.

Полиция вела следствие очень скрытно, и сэр Кресвелл также не распространялся об этом деле, так что у весов никто не строил догадок по поводу смерти Билла Дэвидсона. Не было никаких слухов или сплетен.

Я погрузился в обычную суету скакового дня с мелкими столкновениями среди жокеев, переодевавшихся в тесной комнате, с грубыми шутками, с хохотом, с толпой мерзнущих полуодетых людей, окруживших раскаленную докрасна печурку с пылающими углями. Клем дал мне брюки, кальсоны, желтую нижнюю сорочку, свежий воротничок и нейлоновые чулки. Я разделся и надел все, что полагается для скачки. На нейлоновые чулки (как всегда, со спущенными петлями) легко скользнули мягкие, плотно обтягивающие ногу скаковые сапоги. Потом Клем вручил мне мои скаковые «цвета» – толстый шерстяной камзол в кремовую и кофейную клетку и коричневую сатиновую шапочку. Он завязал мне галстук. Я надел камзол, а шапочку натянул на шлем. Клем спросил:

– Сегодня будет только одна скачка, сэр? Он вытащил два толстых резиновых кольца из глубокого кармана своего фартука и надел их мне на запястья. Это делается, чтобы ветер не задирал рукава камзола.

– Да, – отвечал я, – насколько мне известно. – Я всегда надеялся на лучшее.

– Может, одолжить седло полегче? Похоже, вы перебрали весу.