— Может, и договоримся.

«Зло банально», — подумал я и сходу предложил:

— Пятьсот?

— Штука, — поправив меня, назвал он верное число.

— Ну, штука так штука, — не стал спорить я и, наводя на старшего сержанта лёгкий морок, прочитал заунывным голосом заклинание полярных деяний:

Меняю ночь на белый день,

А тень меняю на плетень.

Едва сейчас закрою рот,

Ты сделай всё наоборот.

Заклинание сработало идеально: старший сержант громко икнул и, сомнамбулически таращась в пустоту, полез в нагрудный карман форменной тужурки. Вытянул две хрустящие «пятихатки» и протянул их мне в окошко мучительно-неуверенным движением.

— Благодарствую, — вежливо сказал я, принимая взятку.

Брать взятку оказалось делом нехитрым. Это чтобы скворечник смастерить, необходимы пила, молоток, гвозди, высушенная «сороковка» и откуда надо растущие руки. А чтобы взятку брать ничего этого не нужно. Бери себе и бери.

Расставшийся с кровными, гаишник окончательно впал в ступор и угрюмо молчал. Я подождал, но когда понял, что он совсем никакой, напомнил о себе:

— Ну а теперь-то, когда всё так мило устроилось, я могу быть свободен?

— Можете, — кривясь, как от зубной боли, с трудом выдавил из себя старший сержант Панюшкин и вернул документы. Вяло козырнул и, неудачно отступив прямо в лужу, попрощался: — В следующий раз, Егор Владимирович, будьте внимательней. И выпивши, за руль не садитесь… пожалуйста.

— Постараюсь, — вполне искренне пообещал я и, прежде чем ударить по газам, ещё раз взглянул на вампирский банер.

Теперь я увидел, что никакой он не вампирский. Раньше его правый угол закрывала от меня верхушка тополя, а как раз там было крупным шрифтом выведено: «Сейфы». И ниже — телефон фирмы. Дурацкая реклама. Вредная. Есть социальная реклама, а есть, получается, асоциальная.

«Эх, люди, люди, — подумалось мне. — Не ведаете, порой, что творите».

Я отъехал подальше, спрятался, перестроившись во второй ряд, за огромный, похожий возрастом и размерами на динозавра, жёлтый муниципальный автобус, только после этого снял с гаишника — а ты взяток не бери, да не наказан будешь — наложенное колдовство. Снял, не мудрствуя лукаво, — протяжным сигналом. Будто свадебный картеж поприветствовал.

Снять заклинание можно по-всякому, а вот наложить — только словами. Потому-то у мага (помимо железной воли и богатой фантазии) обязательно должен быть хорошо подвешенный язык.

Вообще-то, чародейство — это по большой части и есть умение придавать Силе форму посредством вербального описания образов. Образы устанавливают форму, а слова помогают накопленной Силе раскрыться. Этим — расстановкой слов в нужном порядке — в основном и занимаются маги. И маги-люди, и маги-драконы. Только слова они используют разные.

Маги-люди, стараются в целях собственной безопасности сплетать заклинание из необычных выражений. Если бы они сплетали заклинание из слов языка, на котором думают, то их разум попросту не выдерживал бы: ничем незащищённое сознание человека (будь тот даже магом невероятного уровня) сгорает от сокрушающей энергии заклинания. Непривычные же уху звуки отделяет слово от смысла, и выстраивают, таким образом, защитный барьер. Вот почему мёртвые языки и древние диалекты в таком ходу у магов-людей. Иные из них так и вообще произносят при обряде сущую галиматью. В принципе разницы нет — заклятие всё равно действует, тут главное знать, чего хочешь, и верить в себя.

Нам же, драконам, в этом плане проще. Гораздо. Потому как сознание у нас устроено по-другому, оно не лучше и не хуже, оно у нас другое: мы, когда это нам нужно, умеем мыслить не только словами, но и сияющими переливами. Наш разум идёт и от света, а не только от звука. Люди говорят: «В начале было Слово», мы говорим: «В начале было Сияющее Слово». Поэтому на языке у нас может быть слово, а в голове — свет. Благодаря этому мы свободно можем обходиться без мудрёной абракадабры. Мне, к примеру, нравится вить заклинания из самых обычных русских слов. Живу в России, думаю на русском и колдую на нём же. По-моему, это естественно. Тем более, что в русской речи полным-полно магической энергии, только зацепи, попрёт — не остановишь.

Впрочем, легко могу чудесить и на своём родном языке, на древнем языке драконов — дарсе. Тоже красивый и мощный язык. Не так велик и не столь могуч, как русский, но тоже не фуфло какое. Жаль, что по известным причинам люди в массе своей его не знают. Хотя единичные случаи знакомства порой и случаются. К примеру, скандально-известный футурист Кручённых откуда-то знал наш язык и даже пытался писать на нём стихи. Как известно, современники его зауми не поняли, да и потомки, честно говоря, не так чтобы очень врубились. Ну, действительно, что нормальный человек может понять в таких вот, к примеру, виршах:

Дыр бул щил убещур скум вы со бу р л эз

Сомнений нет, для обычного человека такие стихи — ахинея полнейшая, хотя в вольном переводе это означает приблизительно вот что: «Бог нас покинул. Брошены души. Дальше куда? В пустоту вопрос. Чёрная дырка. Шестая часть суши. SOS».

На дарсе вся выраженная в этом стихе боль-тревога звучит для уха дракона натуральнее и пронзительнее. А как для уха человека — не знаю. Трудно сказать. Сам я не человек, а спросить не у кого. Ни один мой знакомец из посвящённых не знает нашего языка, и помочь мне не может.

Пока размышлял об особенностях ворожбы на разных языках, добрался до места — к зданию филармонии. Городской филиал столичного Траст Инвест Банка располагается как раз напротив этого славного очага культуры, в стенах которого, между прочим, в двадцатом году зажигал ни кто-нибудь, а сам товарищ Сухэ-Батор. Ну, если быть точным, банк находится не строго напротив филармонии (строго — гостинца «Горняк»), а чуть наискосок — в той безобразной серой девятиэтажной башне, которую раньше полностью занимал НИИ Чего-То-Там-Тяж-Маш-Проект. Теперь институт ютится на верхних этажах, а все нижние сданы в аренду. Банк на первом, втором и третьем, судя по стеклопакетам на окнах.

Из фойе я, что тот богатырь с распутья, подался сначала влево, и нашёл там (нет, не смерть свою, смерть моя лежит в другом месте), а зал систем электронных переводов. В тесном помещении толпились работяги из ближнего зарубежья, в основном — из Средней Азии. Все как один, высунув от напряжения языки, старательно выводили на разноцветных бланках коварную латиницу и в порядке живой очереди отправляли на родину честно, в поте лица, заработанные денежки.

Глядя на эту суетную картину, я невольно усмехнулся: раньше, во времена Союза, те же самые деньги им отправляли просто так, за красивые глаза и лояльность. Теперь деньги приходится отрабатывать. Ну и какой смысл был ломиться из империи? Знаю-знаю: надеялись, что в благодатных условиях суверенности хурма будет плодоносить двенадцать раз в году. Ага-ага.

Впрочем, тяга к труду достойна всяческой похвалы, а я — язва старая. Хотя, чего с меня взять? Дракон.