Женщин следовало убивать. Всех. Этим он уменьшал количествозла, мстил за себя и за других.

При въезде в городок он сбавил скорость до двадцати и вертелголовой, выискивая цели. Одной рукой ловко вставил новый магазин и положилавтомат на колени.

Девушка-регулировщица в аккуратной голубой униформе скучалана пустой площади, она с любопытством посмотрела на фургон явно не известной еймарки, шагнула даже в его сторону. Гамлет поднял автомат и выпустил очередьпочти в упор. На тротуаре кто-то длинно и страшно закричал. Гамлет свернул вбоковую улочку – над крышами домов он увидел острый шпиль колокольни ивспомнил, что сегодня воскресенье. Увидев перед церковью несколько экипажей,украшенных цветами и разноцветными лентами, он понял, что не ошибся, взялавтомат и выпрыгнул из кабины.

Он вошел в прохладу церкви, короткий автомат в его рукахзатрясся и загремел. Люди шарахнулись, упала невеста, еще несколько человек,патер сползал по алтарю, цепляясь за резьбу, и его ладони оставляли красныйслед. Гамлет сменил магазин и, смеясь, стрелял, пока в церкви не осталосьничего живого.

– Вот так, – сказал он громко, повернулся и вышел.Вслед ему равнодушно и благостно смотрели с икон простреленные святые.

Он остановился на паперти и подумал: неужели от жары двоитсяв глазах, почему фургонов два? Тут же что-то нестерпимо горячее лопнуло вгруди, колючие змейки боли пронзили тело, руки стали ватными, коленкиподломились, он выпустил автомат и стал падать, запрокидываясь назад.

Полковник, держа кольт в опущенной руке, медленно пересекзалитую солнцем площадь. Мельком он подумал, что выглядит точь-в-точь как шерифиз старого вестерна. Эта мысль рассердила, и от нее стало больно, потому чтоэто был Гамлет, потому что такого не должно было произойти.

Гамлет был еще жив, он разлепил глаза, и по их выражениюПолковник понял, что Гамлет его видит. В глазах не было гнева – толькобезмерная досада человека, которого неизвестно почему оторвали от нужного иважного дела. Задохнувшись от жалости и гнева, Полковник выстрелил почти вупор.

Где-то поблизости завыла полицейская сирена, но, опережаяее, на площадь камнем упал военный вертолет. Полковник отвернулся и медленноотошел к фургону. Встретился взглядом с Эвридикой – глаза огромные и сухие.

– Тебе не кажется, что мы уже мертвые, мойколонель? – спросила она громко.

– А черт его знает, – сказал Полковник. Сам он несомневался, что так оно и есть. – Разговорчики в строю…

– Хорошенькая компания, – сказала Эвридика, –несостоявшаяся художница, графоман и бывший студент, а ныне полковник. Плюсинопланетяне. Смеху-то…

– Помолчи, пожалуйста, – сказал Полковник устало.

– Молчу, молчу… – Она отодвинулась с меставодителя и с подчеркнуто безучастным выражением лица включила магнитофон.

«Ша-агом!» Грязь коростой на обмотках мокрых.

«Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди.

«Правое плечо!» А лица женщин в окнах не прихватишь на борт,что гляди, что не гляди.

«Даешь!» Не дошагать нам до победы.

«Даешь!» Нам не восстать под барабанный бой.

Стая хищных птиц вместо райских голубиц —

и солдаты не придут с передовой…

Полковник, опершись спиной на колесо, равнодушно следил засуетой возле вертолета и церкви. Он подумал, что все это как-то ничуть непохоже на классическую, каноническую, обыгранную в сотнях книг и фильмовагрессию коварных пришельцев из космоса. Ничуть не похоже.

4 вандемьера 2026.

Вторая половина дня

– «Неистовый Роланд», – сказал Малыш.

– Что? – переспросил Ланселот.

– Поэма Лодовико, Ариосто, – пояснил Малыш. –Шестнадцатый век. О рыцаре Роланде, который сошел с ума и носился по дорогам,убивая всех попадавшихся на пути. Похоже, правда?

– Я и не подозревал у тебя таких знаний.

– А это была одна лапочка, – безмятежно сказалМалыш, – она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже?Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарькороля лофов?

Он перевернулся на спину и закусил травинку. Он был крепкосбитый, рыжий и самый молодой из троих. Даже когда он оставался серьезен,казалось, что он улыбчиво щурится, – бывают такие лица.

– Еще парочка подобных лапочек – и можешь поступать вСорбонну, – проворчал Ланселот.

Едва слышно потрескивала рация. Поодаль, под деревьями,стоял «Мираж», скоростной и маневренный аппарат вертикального взлета.Оглянувшись на него, Малыш спросил:

– Тебе не кажется, что мы сами выдаем себя этойколымагой?

«Мираж» обладал великолепными летными качествами, но былчересчур дорог для серийного производства, и на Земле существовало всего околопятидесяти этих машин, использовавшихся в основном учреждениями ООН. Это былопочти то же самое, что разгуливать с визитными карточками на лацканах.

– Все делалось в спешке… – сказал Ланселот.

– За географов или зоологов мы вряд ли сойдем, –сказал Малыш.

– Ничего, – сказал Леопард. – Тэта-излучениямы не испускаем, так что никто в нас стрелять не будет. Правда, сидеть в тюрьмеу этих динозавров тоже не очень-то приятно.

Малыш снова оглянулся на «Мираж»:

– Я эту птичку продену сквозь игольное ушко. Воздушноепространство они практически не патрулируют. Как я прошел кордоны, а?

Малыш действительно виртуозно, едва ли не сквозь кроныдеревьев, провел машину внутрь блокированного района.

– Я бы на их месте непременно выпустил в воздух напостоянное патрулирование две-три эскадрильи, – не унимался Малыш.

– А я бы на их месте эвакуировал население и провелмассированную проческу, – зло сказал Ланселот. Он сидел обхвативподтянутые к подбородку колени и ни на кого не смотрел. – Только ничегоподобного они, конечно, не сделают, будут прилежно разыгрывать спасителейземной цивилизации.

– Я не понимаю, – сказал Малыш. – Нет,правда. Одна-две дивизии наших десантников, подкрепленных брониками иавиацией, – и конец.

– Одна маленькая загвоздка – у этой страны существуютграницы…

– Ну и что? Рывок! – Малыш взмахнул ладонью,словно разрубал что-то. – Обстоятельства таковы, что не до чайныхцеремоний. Не настолько они все же носятся со своей независимостью, чтобыначинать с нами войну, когда по дорогам мотается этот неистовый Роланд?

– Как знать, как знать…

– Шутишь?

– Может быть, – сказал Леопард. – Кто ихзнает…

– Вломиться к ним технически несложно, – сказалЛанселот. – Гораздо сложнее будет расхлебать последствия сегокавалерийского наскока. Я не о дипломатических демаршах – о том морально-этическо-юридическомлабиринте, в который мы угодим. Если уж решили уважать их суверенитет, пусть ивыглядящий смешно…