Васильев медленно спрятал телефон в карман. Судьба планеты Земля его не интересовала. Из всех уроков биологии он запомнил одно – выживает сильнейший. Именно свое право сильнейшего он и собирался защищать.

Жизнь на десять процентов состоит из того, что вы в ней делаете, и на девяносто – из того, как вы ее принимаете.

С. Моэм

Звонок на секунду захлебнулся, пропустил один такт и взвился с новой силой.

Васильев, пол-урока просидевший в обнимку со своим рюкзаком, даже не шевельнулся. Ему нечего и не с кем было обсуждать, некому было говорить «Пока» и жать руки. Его никто в этом классе не интересовал.

Дверь открылась, и в кабинете появилась Ольга Владимировна. Была она уже не такой сонной, наоборот, на фоне утомившихся за первый учебный день школьников выглядела очень даже бодрой. Психологиня посмотрела на девятый класс, кивнула им, как старым знакомым, и прошла к доске, привлекая к себе внимание.

– Ну вот, опять сканировать будут, – проворчал Когтев.

– Не буду, – усмехнулась Ольга Владимировна.

Васильев вздохнул, поставил рюкзак на парту и опустил в него голову.

– Нам нужно договориться, когда мы встретимся и поговорим с вами. Можно сделать это сегодня… – Дальнейшее ее сообщение потонуло в возмущенном гуле. – Юрий Леонидович сказал, что ему удобно завтра! – постаралась перекрыть недовольные восклицания Златогорова. – Значит, договариваемся на завтра, – захлопала она в ладоши, и от этого беспомощного жеста Андрюха фыркнул в рюкзак.

– Да кому нужна эта байда? – выкрикнул он, выглядывая из-за молнии. – Мы и так все про себя знаем.

Класс загудел, выясняя, кому нужно идти к психологу, а кому нет. Чаще всего назывались фамилии Васильева и Когтева. На что Стас вяло переругивался, а Андрюха предпочитал отмалчиваться. Смолова настойчиво требовала проведения больших тестов, чтобы сразу стало понятно, что человек из себя представляет.

– Давай я тебя так протестирую! – кричал с галерки Волков. – Чего ты суетишься?

– А что вы скажете Червякову? – с тревогой спросил Когтев. – Что показал тест?

– Все у вас в порядке. – Ольга Владимировна недовольно хмурила брови. – Нормальный класс, как и всякий другой. – Она прошла вдоль доски и остановилась около стола учителя. – Тебя Васильев зовут?

– Ну, зовут, – глухо отозвался Васильев, еще больше закапываясь в учебники и чуть поддергивая вверх молнию.

– Пойдем со мной! – Психологиня положила на парту рядом с рюкзаком ладонь. – Поднимайся.

– Чего это? – Он немного повозился, подбирая слова, и добавил: – А если у вас проблемы, то прием у меня только на следующей неделе. Мне хватило на сегодня бабских слез. Рязанкина обрыдалась у меня на плече.

Класс замер. Васильев нарывался на скандал. Хамить новому, еще не знакомому учителю – это было слишком.

Ольга Владимировна опустила руку в карман, покопалась в нем и снова положила ладонь на стол, чем-то звякнув о парту.

Андрюха поднял покрасневшее от рюкзачной духоты лицо.

– Возьми! – улыбнулась психологиня.

На столе лежал ключ на большом медном кольце.

– Четырнадцатый кабинет. В ящике стола лежит результат теста. Прочитай его. Тебе будет полезно.

Она пошла к выходу, ни с кем не попрощавшись.

Васильев вдруг понял, что его банально развели, как младенца. Он подбросил на ладони ключ, борясь с желанием забросить его подальше в угол.

Ничего нового эта Златогорова сказать ему не могла. Будет нести всякую чушь типа того, что заниматься ему надо гуманитарными предметами, а не техническими, что у него повышенные коммуникативные способности, что он явный лидер… Короче, все это он знал и без нее. Но судя по поведению, психологиня была назойливой, так просто не отстанет. Если Васильев ее сейчас пошлет вместе с ключами куда подальше, она придет снова. А еще хуже – что-нибудь плохое скажет про него Червякову, тогда еще и с математиком придется бодаться.

Андрюха позвенел ключом.

– Учитесь, мелюзга, как надо охмурять баб, – торжественно произнес он. – Пять минут, и она уже готова со мной уединиться в отдельных апартаментах.

– Детский сад, – покачала головой Нинель Михайловна, собирая со стола тетради. – Какие-то вы после каникул дикие пришли. 9-й «А» тоже совершенно невозможно заставить думать.

– Заставить думать нельзя. – Васильев щелкнул замками рюкзака. – Еще в начальной школе нам сделали лоботомию, и мы уже больше ни на что не способны.

– Что вам сделали? – нахмурилась биологичка.

– Лоботомию. – Васильев схватил себя за голову. – Это когда вскрывают череп и вынимают часть мозгов. Так делали в фильме «Пролетая над гнездом кукушки».

– И что же у тебя теперь в голове? Сквозняк? – Нинель Михайловна раздраженно стукнула стопкой тетрадей по столу.

Васильев вышел в коридор. Делать было решительно нечего. Можно, конечно, выяснить, что там случилось с Рязанкиной, не ампутировали ли ей еще ногу по самые уши. Или отправиться к Быковскому, чтобы узнать, какая муха укусила его мать, что она примчалась в школу.

На него накатила лень. Да ну, куда-то идти, что-то делать.

А может, зайти к психологине? Пускай она его наставит на путь истинный, скажет, как ему теперь жить.

Андрюха уже сделал пару шагов по коридору, но вдруг резко изменил направление, подошел к окну и недрогнувшей рукой опустил ключ в ребристое нутро батареи.

Вот теперь пускай побегают, пускай поищут свои ключики…

Довольный, что избавился от ключа и от необходимости к кому-то идти, он пробежал два пролета лестницы. Внизу послышался голос завуча. Встречаться сегодня с Алевтиной Петровной не входило в Андрюхины планы, поэтому он свернул на второй этаж.

Он уже почти добрался до противоположной лестницы, когда какая-то неправильность привлекла его внимание. На одном из кабинетов появилась новая табличка – на ярко-желтом фоне тревожно-красные буквы скачут в разные стороны. Табличка была настолько необычной, что пройти мимо было невозможно.

«П», «И», «Х», «О»…

Пихо…

Тьфу, ты! Психология!

Ага! Номер четырнадцатый. Сверху в табличку был вставлен сложенный вчетверо листок. Коричневая дверь, желтая табличка, голубой листок. Открываешь дверь, а за ней сидит добрая фея и обещает манну небесную.

Кстати, о двери.

Андрюха похлопал себя по карманам. Куда ключ-то делся?

Пока он ощупывал себя и перекидывал рюкзак с плеча на плечо, глаза его неотрывно смотрели на записку.

Какой идиотизм вкладывать записку просто так. Ее может кто угодно взять. А кому надо, так и не достанется.