Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я гордо вздымаю голову:
— Сейчас?
— Да. — Мужчина бесцеремонно ставит носок туфли в дверной проём.
Да что он себе позволяет?!
— Эй!
Моё сердце замирает. Впервые в жизни мне становится по-настоящему страшно.
— Что такое? — Смеётся он.
— У меня есть полчаса? — Спрашиваю я.
Однажды я уже видела этот взгляд. Отец загулял и не встретил меня зимой после школы. Мне было тринадцать или четырнадцать. Две русые косы до талии, неказистое пальтишко, тонкие сапожки, не способные защитить от мороза. Я ждала его: то на улице, то обратно заходила в фойе школы, чтобы погреться. Наконец, отважилась и побрела в сторону дома одна по тёмным переулкам.
Помню, как завывал ветер, как кружил хлопья снегами под ногами. У меня зуб на зуб не попадал, щёки больно щипало от мороза. А я всё шла, не чувствуя ног, и про себя разговаривала с мамой — так, будто она была рядом со мной, будто подбадривала, уговаривала держаться.
До дома оставалось метров сто, когда длинная чёрная тень вдруг отделилась от фонарного столба и метнулась ко мне.
— Замёрзла? — Спросил незнакомец в надвинутой на лоб шапке.
Я молчала и смотрела на него снизу вверх во все глаза.
— Пойдём со мной, я тебя согрею. — Сказал он и усмехнулся точно так же, как этот Андрей.
Быстро оглядевшись по сторонам, он схватил меня за воротник пальто и потащил в темноту. Я успела лишь беспомощно пискнуть, а затем он закрыл мне рот рукой. Втащил в какое-то затхлое место, подвал или подъезд, привалил к стене и стал щупать. Влез рукой под пальто, больно сдавил грудь, затем потянул за резинку брюк.
От него ужасно воняло табаком и перегаром. Это всё, что я запомнила. Я почти сдалась, когда он стал торопливо стягивать с меня одежду. Заледенела изнутри и снаружи, стала как дерево, чтобы не чувствовать того, что должно было неминуемо произойти дальше.
— Ты что, скотина, делаешь?! — Заорала вдруг какая-то женщина.
Это была дворничиха. Кажется, она обрушила на его голову свою тяжелую метлу. В этот момент его хватка ослабла, я смогла вырваться, выбежала на улицу и понеслась вперёд, не различая дороги. Не помню, как добежала до дома.
Отец пришёл ближе к десяти вечера.
Извинялся, что забыл обо мне. Плакал, когда узнал, что произошло. Кричал, звонил в Полицию, требовал найти и наказать негодяя, но под приметы, выданные мной, подходил чуть ли не каждый мужчина нашего района. Папа корил себя за этот случай, долго просил у меня прощения, и я делала вид, что верю ему. Хотя знала: он предаст ещё не раз. Просто такой человек. Ненадёжный.
— Если хочешь, займёмся чем-нибудь интересным, а сборы вещей отложишь до утра? — Андрей кладет руку на дверь.
К горлу подкатывает тошнота, в висках начинается пульсация — признаки подступающего приступа паники.
— Полчаса мне хватит. — Улыбаюсь я. — Подожди меня… снаружи.
И не дав ему опомниться, отталкиваю мужчину и захлопываю дверь.
— Эй! Открой! — Он ударяет по дверному полотну ладонью.
Но я уже поворачиваю задвижку.
— Я позвоню Никите, он тебя уволит! — Зачем-то кричу я.
Из подъезда раздаётся смех.
— Ты больше не его подстилка! Какая тебе разница, с кем трахаться? Хочешь, я тебе заплачу?
Я закрываю рот рукой. Медленно сползаю вниз по стене.
Вот кем считали меня все его сотрудники и подчинённые — подстилкой. Не лучше обычной уличной девки, шлюхи. Вот кем я для них была.
Андрей ещё пару раз барабанит в дверь, затем, выругавшись, уходит.
Наверное, обоснуется в машине и будет меня ждать.
Собрав остатки сил в кулак, я поднимаюсь и иду собирать вещи. Меня некому защитить. Я могла бы позвонить отцу, но не хочу. Ни слышать, ни видеть его просто нет никакого желания.
Застегнув чемодан, достаю телефон, открываю приложение и вызываю такси. Прошу таксиста подняться за мной в квартиру, обещаю за это хорошие чаевые. Через двадцать минут автомобиль уже на месте, а у моей двери появляется невысокий черноглазый мужчина с сильным южным акцентом.
— Я твой чемодан не носить. — Предупреждает он.
— И не нужно. Я сама. — Вздыхаю я, закрывая квартиру и подхватывая тяжёлую поклажу.
Рядом с ним мне спокойнее.
Мы едем в лифте, затем проходим мимо консьержки, затем таксист любезно открывает мне двери. Я не сразу вспоминаю о том, что чемодан можно наклонить, поставить на колёсики и катить — настолько я взвинчена. А когда хочу это сделать, передо мной вырастает фигура Андрея.
— Ключи. — Говорит он.
Вкладываю связку в его потную ладонь и, подхватив чемодан, выхожу на улицу. Мужчина хочет что-то сказать мне вдогонку, но оглядев моего спутника, сдерживается.
Мы с таксистом проходим метров двадцать до машины. Я сама поднимаю свой багаж и запихиваю в машину — таксист не обязан мне помогать, в его лице ни тени беспокойства на этот счёт. Когда я опускаюсь на заднее сидение, у меня дрожат руки, и неприятно потягивает низ живота.
— Куда? — Бросает водитель, хлопая дверцей.
И действительно — куда? Я медленно вдыхаю, выдыхаю, затем называю Лесин адрес. К ней ближе всего. Она — моя подруга детства, мы видимся не так часто, как хотелось бы, но ей и Кате я доверяю больше всех в этой жизни.
Через тридцать минут мы уже у нужного дома. Я расплачиваюсь, накидывая к нужной сумме столько же сверху, выхожу, вытаскиваю тяжеленный чемодан и останавливаюсь у подъезда.
Ветер вздымает в воздух ворохи желтых листьев с деревьев, закручивает их вихрем, а затем опускает на головы прохожих. Они медленно падают, кружась в желтом свете фонарей, точно осколки новогодних конфетти — так загадочно и красиво, словно кто-то замедлил этот осенний кадр, чтобы можно было насладиться им дольше.
У меня в душе так пусто, что я даже не запахиваю плотнее плащ.
Я не мёрзну. Стою и любуюсь этой красотой, стараясь запомнить момент навсегда. Запомнить это ощущение, когда всё вокруг продолжает жить-дышать-сиять-золотиться, а ты словно мёртв, но ещё способен видеть и слышать. Но не чувствовать, и от этого почему-то так больно.
— Алиса? — Замирает Леся, когда видит меня на пороге своей квартиры.
Подруга не ожидала увидеть меня здесь в такой час.
— Привет. — Говорю я хрипло.
На её лице растерянность и неловкость. А затем, едва взгляд падает на чемодан, и беспокойство.
— Что случилось? — Спрашивает она.
Вместо этого я вхожу и висну на её шее. Мне надо бы разрыдаться, но сил уже нет. Я обнимаю её и просто молчу.