всем этом лучше было молчать. Но кое-что все-таки свербело, требуя разъяснения.

— Я иногда думаю: а что было бы, если бы в тот первый раз, когда ты приволок меня пьяной домой с корпоратива, нас бы не встретила Мышь?

— Что-что… Трахнул бы я тебя и забыл как страшный сон, после найдя повод уволить. Но вдруг выяснилось, что ты не врала и у тебя на самом деле маленькая дочь, которую не с кем оставить. Дочь, которую ты обожаешь и над которой так забавно трясешься. Дочь, которая любит тебя в ответ преданно и самозабвенно… Мне тогда казалось, что так могут любить только дети. А потом я понял, что нет, не только…

— Прямо ты мне о своих чувствах ведь никогда не скажешь, да? Но я тебя тоже очень люблю, Илья. Очень. Иногда как накатит, так аж до слез. И сказать в такие моменты хочется много, а не получается. Сидишь, слова сочиняешь, а как попробуешь проговорить, так… какая-то ерунда выходит. Совершенно смешная на фоне того, что чувствуется.

— Тишь… Тишь, моя! Переезжай ко мне жить. Насовсем, — Илья смотрел серьезно как никогда. Смотрел и гладил Тише лицо — брови, губы, щеки.

— А что мы Мыши по поводу нашего… воссоединения скажем? Дети — они обычно сложно такое воспринимают… — страшась и одновременно желая именно этого, сказала Тиша.

Сказала и в ответ услышала лишь смех.

— Твоя предприимчивая дочь уже все со мной обсудила.

— Сама?!

— Ты сомневалась? Я нет. Напротив, ждал.

— И?

— Сказала, что против второго папы, особенно если он тот еще Дед Маразм — без бороды, но с подарками — ничего не имеет. И чтобы я… прекращал сопли жевать, кота за хвост тянуть и вообще Новый год скоро. Так что… переезжай, а?

Тиша на мгновение представила себе очередные Мышиные рисунки из серии «Я, мама и Дед Маразм», испытала что-то более чем похожее на отрыв башки и, с трудом удерживая смех, выдала:

— Не хочу!

Прозвучало это очень серьезно, в точном соответствии с интонациями великого Евгения Леонова из «Поминальной молитвы», а потому попало в цель — лицо Ильи стало трагически меняться. Тиша коварно дождалась этого и только тогда довершила, теперь уже откровенно улыбаясь во все тридцать два:

— Не хочу огорчать вас отказом!

ЧАСТЬ 2. ПЕТРОГЛИФЫ

Глава 1

Сказать, что Петра волновалась — значило не сказать ничего! Потому и сидела на опрятной, медицинского вида скамье, выпрямив спину, потому и елозила на заднице, будто в ней свербело. И ведь никак себе не объяснить причину такого вот мандража! Вон, у соседнего кабинета уже немолодая дама сидит — и ничего, даже ножкой не дергает и ухом не ведет. Разве что иногда посматривает этак с интересом.

Чудом пересилив внезапное желание показать ей язык, Петра отвернулась и с независимым видом принялась разглядывать сначала красивую, по-новогоднему украшенную елочку в углу, а потом взгляд ее словно магнитом опять притянуло к развешанным по стенам плакатикам. Все они были примерно об одном — посвящены проблемам здоровья. Человеческие фигуры с содранной, как вдруг показалось, кожей и вскрытыми внутренними органами скорее отталкивали, чем привлекали. Брр!

Петра вообще была существом впечатлительным.

— Тонкая натура! — говорила мама.

— Вся в отца! — припечатывал отчим.

К счастью, Петра очень быстро начала зарабатывать на жизнь сама и из родительского дома, который теперь стал как-то только наполовину родным, съехала в съемную квартиру. Располагалась она у черта на куличиках, но это для Петры было вторично: работала она по удалёнке, так что главнее был быстрый интернет, благодаря которому удавалось легко переправлять заказчикам результаты трудов — арты, стикеры, постеры, плакаты, рекламки и прочую рисованную хренотень.

Петроглифы — так когда-то называл рисунки дочери и вообще все коленца, которые та выписывала в своей жизни, отец. Называл и всегда после смеялся над этой своей мало кому понятной шуткой. Дело в том, что был он археологом и специализировался как раз на изучении Карельских, Беломорских и Онежских петроглифов — выбитых на камнях древних изображений людей, животных и птиц. Петра была уверена, что и дочь Сергей Бабушкин назвал в честь своего увлечения, которое, в конечном итоге, и стоило ему жизни — в одной из экспедиций он сильно простыл, да после так и не оправился…

Петра вздохнула. Сотворенное родными сочетание немецкого имени и откровенно русской фамилии было ей ненавистно еще со времен школы. Будучи ребенком, она мечтала, что вот дорастет до совершеннолетия и с полным правом посетит паспортный стол и что-нибудь у себя в документах поменяет — имя или фамилию. Но отец умер, когда Петра еще была подростком, и ей стало казаться, что перемены такого рода станут своего рода предательством по отношению к нему. Тем более что теперь только Петра носила отцовскую фамилию — мама, отгоревав, вторично вышла замуж. Это было нормально — не хоронить же себя в неполные сорок лет! Вот только с отчимом отношения как-то не сложились. Так что Петра с легким сердцем, как только появилась такая возможность, упаковала ноутбук и накопившиеся за время работы жесткие диски, собрала одежду и прочие личные вещички, уложила в большие специальные папки на завязочках свои «петроглифы» из числа тех, что в свое время распечатала, и отбыла в самостоятельную жизнь… И в одиночество…

Нет, друзей у нее хватало, но все они тоже по большей части были «по удаленке». После переезда никуда от Петры не делась только Нинка — лучшая подруга, с которой они скорешились еще в начальных классах школы. Она-то, кстати, и стала пусть и косвенной, но все же виновницей того, что Петра сейчас сидела в этом очень чистом и очень светлом коридоре частного медицинского центра и бздела, будто девственница на приеме у гинеколога. Гм… Гм… Тут следовало признать, что в определенной степени сравнение это было чистой правдой. Петра в подобном не призналась бы никому даже под дулом пулемета, но в свои двадцать с хвостиком лет, она радости сексуальной жизни еще так и не познала. Ну не сложилось, что тут поделаешь? Все та же Нинка периодически знакомила Петру с разными вполне милыми парнями — приятелями других парней, на которых имела виды сама «сводница». И вот нет. Ну никак. Все было не то и не так.

Собственно, Петра особо по этому поводу и не парилась. Ну не всем же быть завзятыми кокетками вроде Нинки! Некоторым гораздо интереснее и важнее другое… Духовные ценности, там… Искусство…

Однако