Неожиданно дверь приоткрылась, и в комнату вошла Марианна.

– Господа, вы слишком громко разговариваете и своим поведением вы привлекаете к себе внимание. А в нашем деле нужно быть очень осторожными.

Аристарх Ксенофонтович поспешно шагнул навстречу вошедшей девушке.

– Марианна, душенька, как вы себя чувствуете?

– Пароход отходит через час. Так что у нас не так много времени. А вас я хочу, сударь, предупредить, чтобы вы не играли в карты, – посмотрела она строго на Аристарха. – Помните, что было в прошлый раз?

– Фрагментарно, – выдавил из себя певец.

Марианна была едва ли не единственным существом, которого он опасался.

– А я вам напомню. В прошлый раз вы проиграли всю свою долю, сударь. Так что если случится нечто подобное в этот раз, так можете на меня не рассчитывать.

Развернувшись, девушка ушла, оставив после себя аромат легких духов, замешанных на сигаретном дыме.

– Наше предприятие нужно расширять, – неожиданно высказался Епифанцев.

– Что вы имеете в виду, Феоктист Евграфович? – спросил Худородов, слегка нахмурившись.

– Гастроли Шаляпина – это, конечно же, хорошо, но в нашем коллективе должна быть женщина. Чарующая женщина, с магнетизмом, которую захотят увидеть все без исключения.

– Она должна быть популярной.

– Несомненно.

– И кого же вы имеете в виду?

– Я имею в виду певицу Мариинского театра Анастасию Дмитриевну Мальцеву, – торжественно обвел Епифанцев долгим взглядом соратников.

Анастасию Мальцеву называли «русской Золушкой», благодаря своему несравненному таланту она превратилась из простой горничной в одну из самых богатых и известных женщин России, а ее граммофонные записи расходились огромными тиражами. В России не было человека, который не слышал бы ее чарующего голоса.

– Вот как, – даже не пытался скрыть своего удивления Марк Модестович. – Надеюсь, что вы уже отыскали подходящую кандидатуру на роль Мальцевой?

– Да, я ее нашел.

– И кто же она?

– Эта женщина отлично поет, хорошо держится на сцене, она обладает знаменитой «мальцевской улыбкой», покорившей всю Россию. Уверен, она вам понравится. Впрочем, вы ее знаете, это Ефросинья Мельникова. – И, посмотрев на нахмурившегося Марка Модестовича, спросил: – Надеюсь, вы не будете возражать против такого решения.

– Не буду, – глухо произнес Краснощеков. Для него не было загадкой, почему его бывшая благоверная дала свое согласие на подобную аферу. В ней всегда жил дьяволенок, возможно, что она просто устала от семейного быта и решила окунуться в атмосферу праздника.

– Если вы как-то рассчитываете на меня, что я могу ее удержать, – пожал Марк плечами, – то напрасно. У нас с Фросей все кончено, я не имею на нее никакого влияния.

– Никто ни на кого не рассчитывает, здесь чисто коммерческий подход, – убедил Епифанцев. – Ее голос очень похож на голос Мальцевой, мы организуем ей концерты, от чего она будет получать свою долю. А это весьма неплохие капиталы, господа! Ефросинья пообещала привести свою подругу, певицу из опереточного театра, которая будет работать как итальянская актриса Каваллини.

– Узнаю свою благоверную, – невесело хмыкнул Марк, – она просто не может без приключений.

– Сейчас мы едем на пароходе, а выступления будем организовывать в крупных городах. Все уже подготовлено, в том числе и публика. А Ефросинья со своей подругой к нам присоединятся через два часа. – Посмотрев на часы, добавил: – Впрочем, уже через полтора.

Не без труда разлепив глаза, Аристарх Ксенофонтович увидел, что на расстоянии вытянутой руки над ним навис потолок. Сердце болезненно сжалось: неужели каталажка? Последний раз нависающий свод он лицезрел ровно четыре года назад, когда в «Яре» решил утащить серебряные ложки (разумеется, в память о приятном времяпрепровождении). Однако во дворе заведения он был схвачен бдительными половыми и в изрядно помятом состоянии препровожден в полицейский околоток. Целую неделю Худородова продержали вместе с бродягами и нищими. Скученность в темнице была таковой, что спать ему пришлось на крохотном пятачке, подтянув под подбородок ноги. Так что его костюм и сорочка, купленные для парадных выходов, пришли в полнейшую негодность.

Если это каземат, то должен быть застоявшийся запах грязных тел, оставленный многими поколениями сидельцев, которым должны быть пропитаны все стены. Однако в помещении было свежо и даже как-то зябко. Лицо обдувал свежий ветерок. Обстановка была вполне сносной, если не считать страшной сухоты, которая буквально раздирала глотку.

Аристарх Ксенофонтович попытался вспомнить вчерашний день, но на ум не приходило ничего, кроме обрывочных размазанных воспоминаний. Самое яркое среди них: обнаженные женские плечи. Девица, с которой он провел вечер, очень напоминала буфетчицу Маньку из Ярославского театра (в прошлом году он околачивался там целый месяц); помнится, во время каждого антракта она угощала его пшеничным хлебом с маслом. При мысли о Маньке губы Аристарха Ксенофонтовича сами собой растянулись в блаженную улыбку: «Весьма сдобная барышня!» На какое-то время он даже позабыл о низко нависающем своде. Вскоре его мысли обрели прежнее направление: хотя, пожалуй, Манька будет поаппетитнее, а давешняя была еще не сформировавшаяся, будто воспитанница Бестужевских курсов.

В самом углу потолка Аристарх Ксенофонтович заприметил небольшую плесень, по которой отважно полз усатый прусак.

А может, это подвал, куда его заперли половые за неоплаченный ужин? Подобная история приключилась с ним в прошлом году, когда он по доброте душевной пригласил в ресторан всю труппу Ярославского театра, позабыв при этом захватить кошелек. Разгневанный хозяин продержал его в подвале три дня на сухомятке и, не добившись денег, велел выставить за порог без подштанников и не подпускать к заведению на пушечный выстрел. Впрочем, для Аристарха Ксенофонтовича это была небольшая потеря – из Ярославля он собирался в скором времени съезжать и возвращаться был не намерен.

И тут до его слуха докатилась мерная работа какого-то назойливого механизма, то и дело сбивавшего мыслительный процесс. Оглядевшись, он с удивлением обнаружил, что находится в небольшой тесной каюте, в которой с трудом умещались кровать и крохотный столик. Одно хорошо, что пребывал не в каталажке! Скверно другое – непонятно, что он здесь делает и куда направляется? Глянув в иллюминатор, Худородов увидел огромное, обитое жестью деревянное вращающееся колесо, пускавшее брызги во все стороны; крутой каменистый берег, на вершине которого стояла рыжая буренка с отощавшими боками, наблюдавшая за движением парохода.

Дверь вдруг отворилась, и в каюту протиснулся Феоктист Евграфович, взявший на себя роль опекуна.

– Где мы сейчас?

– На пароходе «Самсон». Катаемся по Москве-реке. Скоро к Москве пристанем.