— Сквернословили? Повздорили? Словен, посмотри на меня, не прячь глаза, бессовестный мальчишка! Что ты такое наговорил матери и сестре?

— Он назвал меня сукой и шлюхой, — расплакалась Мирта. Ей стало горько и обидно. Снова все вокруг было серым безрадостным и наполненным глухой ненавистью к родственничкам, которых зачем-то послал ей Бог. Почему Бог вообще так поступает? По-чему Он вынуждает жить под одной крышей людей, которые не любят и никогда не любили друг друга? Ведь даже мама не любит их — Мирта как-то слышала ее разговор с бабушкой об интернате, — не говоря уже о самой бабушке. Бабушка считает Мирту и Словена ублюдками и выродками. Правда, когда Мирта приносит только отличные оценки (а случается это часто, потому что Мирта хочет быть гордостью семьи и в дальнейшем попасть не в интернат, а получить хорошее образование), бабушка бурчит что-то вроде похвалы и с важным видом дает денег, которых не хватает даже на мороженое.

— Словен, ты знаешь, как я наказываю за плохие слова? — начала допрос бабушка, угрожающе покачивая тростью.

— Матушка, не надо, — взмолилась Роксана Иш-кольц. — Ему ведь сейчас в школу! Будут потом спрашивать, откуда синяки.

— Ничего, — сказала бабушка. — Соврет, что упал с лестницы. Словен…

— Я больше не буду, — торопливо пробормотал мальчик. В его глазах теперь ненависть мешалась с животным ужасом.

— Словен, — повторила бабушка Антония. — Выйди из-за стола.

— Матушка, он опоздает в школу… — пыталась еще вступиться за сына мать.

— Ничего. Успеет. Словен, наклонись. Или ты хочешь, чтобы я отколотила тебя по рукам?

Мирта, дрожа, смотрела на экзекуцию. По ее спине бабушкина трость не прохаживалась последние три года, но она очень хорошо помнила, каково это. И сейчас ей было жалко брата, сейчас она корила себя за то, что наябедничала… Но тут же вторая, внутренняя

Мирта, которая была позлобнее внешней, сказала: «Он получает, что заслужил. Никто не имеет права называть тебя сукой и шлюхой безнаказанно. Он сам виноват».

Словен получил причитающиеся ему колотушки и чуть не бегом кинулся в свою комнату.

— Не вздумай опоздать в школу! — напутствовала его вслед бабушка. — Иначе еще всыплю.

Тут ее взор обратился на Мирту. Та тихо поднялась из-за стола.

— А ты, красавица, — сказала Мирте бабушка, — не думай, что раз я тебя не порю, то, значит, и не за что. Подойди ко мне.

Мирта повиновалась.

— Посмотри в глаза. Мирта повиновалась.

Бабушка оценивающе посверлила ее взглядом.

— Косметики нет, это хорошо, — сказала бабушка. — И не смей краситься до самого выпускного бала. Девушку украшает скромность и целомудрие. И если вдруг ты начнешь встречаться с мальчиком…

Мирта похолодела. Ей показалось, что собственные глаза, лицо, руки — все, чего касался Шандор, сейчас окрасится в какой-нибудь ядовитый цвет вроде фальшивых денег и выдаст ее. Но ничего не произошло. Бабушка почти не больно подергала Мирту за ухо и напутствовала:

— Хорошая учеба и никаких мальчиков! Вот для тебя закон! Ступай в школу.

… Когда младшие отпрыски семейства Ишкольц ушли в школу, мать сказала бабушке:

— Матушка, прошу тебя, не будь с ними так строга…

— Я выколачиваю из них твои грехи, дочь, — ответила бабушка Антония. — Они ублюдки. Они дети греха. Их надо воспитывать денно и нощно, чтобы из них получились достойные люди. Следи за Миртой. У нее опасный возраст. Я не уследила за тобой, и в шестнадцать лет ты оказалась беременной. Пришлось брать грех на душу — вести тебя на аборт…

— Мама, не надо об этом!

— Надо. Если ты хочешь, чтобы, в отличие от тебя, твои выродки стали достойными людьми… Подай мне завтрак, что стоишь?

Роксана Ишкольц подавала матери завтрак и старалась унять злые, непокорные слезы. Мать была права. Как всегда. И дети нуждаются в суровом воспитании.

… Мирта и Словен всегда ходили в школу разными путями. А сегодня этот маневр приобрел еще и статус демонстративной ненависти — брат не мог простить сестре своего унижения, а сестра брату — самого его существования. Потому Словен потопал через блошиный рынок, где продавалась всякая чепуха, понятная и любимая разве только мальчишками окрестных кварталов. А Мирта зашагала сквозь небольшую рощу, которая выросла на месте старых-престарых железнодорожных путей. Мирте всегда нравилось идти по заросшей травой и простенькими цветами узкоколейке, не опасаясь, что появится поезд, и мечтать о том, как однажды она вырастет и навсегда уедет от своей нелюбимой семьи. И из этого города. Она способная, она поступит в столичный университет, а там начнется иная жизнь, в которой не будет проклятого братца, ненавистной бабки с ее тростью!

Вот только Шандор… Жаль будет расставаться с Шандором. Хотя почему расставаться? Теперь до окончания школы они будут гулять вместе, а потом — вместе же и поедут в Будапешт навстречу новому прекрасному будущему…

Мирта выкинула из головы мечты — размечтавшись, можно и впрямь опоздать в школу, заработать «желтое замечание» и нарваться на неприятности. И быстрее зашагала по трухлявым шпалам, уже высушенным горячечным апрельским солнцем… И тут она отчетливо услышала за спиной рев приближающегося поезда.

Она обернулась, леденея от страха. Здесь не могло быть никаких поездов!..

… Никакого и не было. Только метелки прошлогодних бессмертников да опушенные белыми свечками ветви верб покачивались от теплого весеннего ветра.

Мирта помотала головой, но страх не отпускал. Рев несуществующего поезда все еще стоял в ушах, заставляя тело трепетать от ужаса. Мирта припустила бегом из этой рощи и поклялась себе, что отныне шагу сюда не ступит. Хотя не знала почему.

А про настроение и говорить нечего. Мирта не опоздала в школу, но явилась туда с таким похоронным видом, что никому на глаза не хотела показываться. Но разве это получится? На первом же уроке Шандор прислал ей записку:

«Что случилось? Гусь прошел по твоей могиле? Улыбнись, Мирта! Я скучаю по твоей улыбке».

И пририсовал улыбающееся сердечко, пронзенное стрел ой.

Мирта даже не повернулась в его сторону. С ней творилось что-то странное. Рев несуществующего поезда никуда не делся, он бился внутри черепа и заставлял глаза слезиться, а все тело — противно ныть и болеть как при высокой температуре. Мирта не услышала, как началась перемена, как одноклассники вылетели резвиться в школьный сад и в комнате осталась лишь она и Шандор. Мирта не заметила, как к ее парте подошел Шандор, и очнулась, лишь когда он робко коснулся ее плеча. Она подняла голову и посмотрела на него.

— Что с тобой? — испуганно спросил Шандор. Девочка не отвечала; она была бледна меловой бледностью, тяжело дышала, а в расширенных ее глазах буйствовал неудержимый ужас.

Мирта молчала, глядя сквозь мальчика, а рука ее, держащая карандаш, вывела в тетради: