– Не повезло тебе, – проговорил Илья и пояснил, заметив удивленный взгляд Наташи: – С мужиками, в смысле.

– Не повезло, – легко согласилась та. – Но я не жалею. Ни о чем. Вообще.

Жалеет, еще как жалеет, только вида не показывает. За двадцать лет характер не изменился – тот же гонор, никуда не делся. Разбавленный уже, конечно, и пережитыми бедами, и слезами, но яда пока хватает, чтобы вот так отвечать.

– Правильно, – одобрил Илья. – Жалеть надо о том, что сделано, а не о том, что могло быть. И вспоминать пореже о прошлом. Я вот, например, давно забыл, как ты мне изменила, – он обнял Наташу за плечи, привлек к себе.

Она не отстранялась, улыбнулась только странно и молчала.

– Помню, помню, – в том же тоне продолжал Илья. – И как с другим тебя застукал, и как поговорить, все обсудить потом звал. И прождал почти два часа, как дурак, по парку до темноты шлялся. Чего не пришла-то тогда? Некогда было или маньяка испугалась?

Наташа не отвечала, курила, смотрела в толпу перед собой. Кто-то сосредоточенно лез к перилам, сопел сбоку, Илья покосился в ту сторону. Невнятный дяденька из их класса в накинутой на плечи облезлой кожанке на меховой подстежке рылся в карманах в поисках зажигалки и жутковато скалился, сжимая зубами сигарету. Наталья по-прежнему молчала – то ли обиделась, то ли не знала, что ответить: соврать или правду сказать. А может, она и в самом деле тогда испугалась. Ведь весь город лихорадило от слухов: якобы раз или два в месяц в окрестностях находили свежий труп. Совсем еще дети и подростки, самому старшему из которых едва исполнилось четырнадцать лет, – изуродованные так, что Чикатило отдыхает. Жуткая новость немедленно обрастала еще более жуткими подробностями, кто-то даже лично повстречал монстра с руками по локоть в крови, милиция отмалчивалась и делала вид, что ничего не происходит, зато сарафанное радио работало на всю катушку. О жертвах было известно только одно – они не местные, не из города, родственников у них нет, и опознать погибших некому. Пришли из ниоткуда, ушли в никуда, вернее, известно куда – на городское кладбище, к самой дальней стене, где в бурьяне и крапиве хоронили неопознанные тела.

Чтобы успокоить общественность, менты и скромно одетые люди в гражданском патрулировали лес, ближние берега озера и тот самый парк. Общими усилиями они отловили одного браконьера, ловившего рыбу сетями, и начинающего педофила. Не говоря уже об ораве мелких хулиганов и воришек. И все бы было ничего, но слухи об изуродованных трупах продолжали появляться, пугать особо впечатлительных и нервных граждан. Последняя новость, которую слышал Илья, была чудо как хороша: труп девочки лет пяти нашли уже поздней осенью, когда в облетевших кустах недалеко от городского пляжа бомжи обнаружили обглоданные собаками детские останки. И после этого все стихло месяца на три, чтобы весной возобновиться вновь. Но Ильи уже не было в городе, окончания той истории он не знал. Да и не верил он в бабские сказки и сплетни, голова тогда другим была занята, все мысли только об Академии. С языками у него не ладилось, потом мать отличного репетитора по немецкому нашла, надо было пропущенное наверстывать…

– Да какая теперь разница, – произнесла вдруг Наташа. – Не пришла и не пришла, чего вспоминать. А маньяк… Я его видела, но не тогда, позже, через год или полтора, а потом все закончилось.

– С руками по локоть в крови невинных жертв? – немедленно уточнил Илья. – Расскажи, расскажи, мне очень интересно. С детства страшилки люблю. Про черный гроб в черной комнате, про шкаф-убийцу…

Странно, он почему-то разозлился на Наталью, словно она была в чем-то перед ним виновата. Нет, за ней водились, конечно, грешки, да и приврать она была горазда что тогда, что сейчас. Вернее, приукрасить. Но через двадцать-то лет могла сказать правду, что-то вроде: дурак ты, Кондратьев, мне деньги были нужны, а не ты. Чего, спрашивается, врет и изворачивается, к чему это?..

– Можешь не верить, твое дело, – Наташа бросила окурок в снег и подняла голову, посмотрела на Илью. – Я видела его только один раз и очень испугалась. Так страшно мне не было никогда в жизни, ни до этой встречи, ни после. Хорошо, что он меня не заметил, и я смогла удрать. Могу рассказать, если хочешь… Танюшка! Привет! Я уж думала, ты не придешь!

Как она разглядела Татьяну в толпе – уму непостижимо. Вывернулась ловко из объятий и бросилась навстречу худой блондинке в светлой норковой шубе и на чудовищных шпильках, особенно актуальных на льду и снегу. Объятия, поцелуи, визг и даже аплодисменты – собравшиеся на крыльце бурно выражали свое одобрение воссоединившимся школьным подругам. Помнил Илья эту Танюшку и сразу узнал. В детстве толстая, нескладная, в очках и вечным учебником под мышкой, Татьяна преобразилась кардинально. Исхудала до половины себя шестнадцатилетней, выглядела охренительно. Она не обращала внимания ни на кого, кроме Натальи. Впрочем, объятия быстро распались, подружки обменялись номерами телефонов, и Танюшка кивнула Илье и в пелене одуряющих французских ароматов упорхнула в школу. Наташа вернулась к перилам, жала на кнопки мобильника.

– Запиши мой телефон, – зачем-то попросил ее Илья. – Так, на всякий случай.

– Давай, – согласилась Наташа, записала, нажала «вызов», и на экране своего мобильника Илья увидел ряд высветившихся цифр.

– Отлично, – пробормотал он, отошел на пару шагов назад и включил камеру. Наташа подобралась, расправила плечи и вздернула нос.

– Внимание, – Илья щурился одним глазом. – Снимаю. Улыбайся!

Наташа улыбнулась, раздался щелчок затвора, потом еще один, потом телефон отказался подчиняться на морозе. Пришлось прятать аппарат в нагрудный карман. «Дома посмотрю», – Илья подошел к Наташе, оперся ладонями о перила, наклонил голову.

– Пойдем отсюда, – предложил он негромко. – Посидим где-нибудь, выпьем. А то уже темно и страшно. И холодно.

«И есть хочется», – но надежда быстро заглушить голод сдохла, едва родившись.

– Не могу, – отказалась от приглашения Наташа и набросила на голову капюшон шубки. – Уже поздно, а я матери сказала, что к девяти вернусь, нам с пацанами еще уроки делать. И пить мне нельзя, уже почти два года. У меня панкреатит, после приступа еле-еле в реанимации откачали. Теперь только минералка, сок и шампанское на Новый год и день рождения. Извини, как-нибудь в другой раз.

И шагнула к лестнице.

– Ладно, – буркнул Илья. – Пошли, провожу. А то вдруг маньяк какой привяжется.

Толкнул невежливо трущегося поблизости очередного невнятного мужичка с острым носиком и бровками «домиком» над узкими глазками и затопал следом за Натальей.

Погода размеренным прогулкам не благоприятствовала, до Наташиного дома добежали быстро. Ни маньяков, ни нариков с «розочками» в руках, ни прочей нечисти по пути не встретили, никто на их жизнь и кошелек не покушался.

– Спасибо, – уже перед хорошо знакомым подъездом сказала Наташа и посмотрела на окна третьего этажа. Два светятся, в третьем темно. – Ты позвони мне, поболтаем.