Илья опустил глаза, пробежал первые строчки.

– Мы, такие-то, – дальше шел перечень фамилий, имен и должностей бывших сотрудников интерната – подтверждаем, что были свидетелями того, как из детдома пропадали дети, в основном девочки. Нам объясняли, что детей усыновляли или они умирали в больнице, так как у всех были диагнозы разной степени тяжести, – наскоро прочитал Илья. – Что значит разной степени, поясните, пожалуйста.

– Это значит, что некоторые воспитанники интерната могли передвигаться и обслуживать себя самостоятельно и даже посещали школу, а другие лежали на кроватях, как овощи на грядках, – безжалостно пояснил Тарасов. – А водитель, там ниже есть его показания, подтверждает, что несколько раз сам отвозил детей заказчику…

– Погодите, – вконец растерялся Илья. – Но как они потом объясняли отсутствие детей? Это же не частная контора, это же… – Часть картинки уже сложилась в его голове, проступили первые жутковато четкие контуры событий тех лет, в висках стукнула кровь, ногти впились в ладони.

– Смотрите сами, – Тарасов развернул ноутбук к заказчику, снял просмотр с паузы, и на экране пошел видеоролик. Снимали утром, серым и мутным, в кадр попали часть старого осыпавшегося бетонного забора, сухие стебли бурьяна и полыни. Мелькнула загорелая узкоглазая физиономия в надвинутой на глаза черной шапке, пропала, за край кадра что-то вылетело, камера поехала вниз, Илья увидел, что на белом снегу громоздится куча мокрой мерзлой земли, рядом неглубокая яма, на дне полуистлевший небольшой гроб и несколько костей – частью переломанных, частью уцелевших.

– Вы что?.. – горло перехватило, он едва сдерживался, чтобы не врезать Тарасову промеж глаз. Тот настроение клиента просек, поставил запись на паузу и проговорил:

– Вы же сами просили выяснить все подробности. Это кладбище, как вы догадались, но не та его часть, где хоронили неопознанных. Здесь могилы детей из интерната, то, что вы сейчас видели – вскрытие могилы той самой Гусаченко, по документам считавшейся умершей. Я видел ее свидетельство о смерти, копия есть в моем отчете. Обратите внимание на дно – это не гроб, это простой деревянный ящик с собачьими костями внутри. Там еще череп был, я, когда увидел, чуть сам там не остался, – понизив голос, поделился пережитым кошмаром Тарасов и продолжал: – Детей увозили, и живыми их больше никто не видел. Затем несколько человек объявили умершими, их закопали и забыли об их существовании. На самом деле могилы оказались пусты, я проверил все захоронения. Зато в той части, где закапывали неопознанные тела, картина другая. Мы обнаружили несколько детских трупов, по давности захоронения они соответствуют времени, когда в городе орудовал маньяк, есть результаты экспертизы останков, ее провели по моей просьбе, бумаги приложены к моему отчету. К тому же мне удалось получить подтверждающие документы на некоторых детей – составленные двадцать лет назад протоколы осмотра трупов, номера захоронений. Все совпадает. – Тарасов умолк, уставился на монитор ноутбука.

– А что с теми, кого якобы усыновили? – зачем-то спросил Илья, Тарасов в ответ скептически скривился:

– То же самое, скорее всего лежат под табличками с номерами, я думаю. Может, так делали для отчетности или чтобы статистику не портить – директрису уже не спросишь. Но это только мои предположения, я могу и ошибаться.

«Статистика. Отчетность. Вот сука, чтоб тебе еще раз сдохнуть. Гадина, тварь поганая, жаль, что ты заживо не сгнила…» – правило говорить о покойниках либо хорошо, либо ничего начисто вышибло из него именно в этот момент. Илья мысленно сосчитал до десяти и спросил:

– Ваши выводы?

– Директор детдома была в сговоре с маньяком или близким ему человеком. Такса за каждого ребенка была определена, поставки, если так можно выразиться, производились раз или два в месяц. Это подтвердила и бывшая медсестра интерната, ее показания я вам представлю вместе с остальными.

– И кто заказчик? – едва совладав с собой, задал Илья главный вопрос. Тарасов принялся перекапывать бумаги, ничего не нашел, занервничал и перебрал их еще раз. Илья ждал, смотрел в окно. С серого низкого неба идет дождь, это хорошо, он скоро смоет остатки снега, и начнется настоящая весна – теплая, солнечная, живая… Скорей бы все заканчивалось – и эта зима, и дождь, и мерзкий шорох бумаг на столе.

– Простите, – выдохнул Тарасов и вытащил из кармана папки сложенный вдвое листок. – Специально положил на видное место и забыл. Это показания того самого водителя, иногда он выполнял должность курьера: отвозил детей по указанному адресу, забирал деньги. И, разумеется, за молчание получал свою долю, как и все остальные, кто оказался причастен. Если потребуется – все они подтвердят свои слова в суде, я объяснил людям, что так будет лучше для всех, и они вроде прониклись…

– Кто? – рявкнул Илья. – Кто это был? Вам удалось это выяснить или нет?!

– По рассказу водителя, платил директрисе некто Меркушев, – Тарасов не обращал внимания на разъяренного клиента и говорил спокойным, чуть сонным голосом. – Хорошо платил, не торговался и всегда вовремя. Происходило все обычно по следующей схеме: детей отвозили на дачу в пригороде, хозяин расплачивался с водителем и уводил ребенка с собой. Иногда вместо мужчины появлялась женщина, свидетель сказал, что это мать Меркушева. Я спросил, где эта женщина сейчас, но водитель сказал, что не видел ее больше десяти лет, как и ее сына. Вам знакома эта фамилия?

Все, вот теперь точно все, круг замкнулся. В кабинете словно включили свет, монотонный стук капель по стеклу и подоконнику прекратился, Илья глубоко вдохнул и сгреб со стола распечатки. Теперь руки у него развязаны, дело осталось за малым. Он даже не слышал обращенных к нему слов, воззрился на Тарасова и переспросил:

– Не понял? Вы что-то сказали?

– Да, я спросил, знакома ли вам эта фамилия. Возможно, вы слышали ее раньше.

– Да, слышал, – охотно признался Илья. – Валерий Меркушев – это председатель совета директоров «Трансгаза».

Тарасов еле заметно улыбнулся бледными губами и вытащил из дисковода диск с записью эксгумации, подал его Илье.

– Вы не поняли. Я не совсем то имел в виду. Другой, однофамилец. Мало ли в жизни совпадений.

– А, вот вы о чем, – Илья упаковывал вещдоки в рюкзак. – Тогда нет, не знаю такого. Тоже впервые слышу, как и вы. Пересчитайте.

На пустой стол рядом с ноутбуком упала пачка денег. Тарасов накрыл ее ладонью, подвинул к себе, но пересчитывать не стал. Попрощался с клиентом и остался, неподвижный, как мумия в саркофаге, за захлопнувшейся дверью уютного кабинета.

* * *

«Здравствуй, Валерий Меркушев. Привет тебе от воспитанников Каляевского детского дома-интерната. Мы скучаем по тебе, мы давно ждем тебя в гости. Наш адрес: пустые могилы на городском кладбище, там, где нас похоронили. Приходи сам, или мы придем за тобой. Гусаченко Ира, Мартынова Юля, Кулычева Лена, Новикова Марина, Гришина Наталья». – Илья дважды перечитал текст письма, проверил адрес получателя и навел стрелку на кнопку «отправить», щелкнул мышью. «Письмо успешно отправлено». Он закрыл окно почты и поднялся из-за стола. Расплатился с сотрудником интернет-кафе и вышел на улицу. По глазам резанул острый солнечный луч, Илья зажмурился и едва не налетел на юную блондинку в потрясающе короткой юбке. Поспешно извинился, и недовольное фырканье прелестницы перешло в улыбку, небо над городом было феерически голубым, с воплями метались воробьи, обалдевшие от тепла и света, на проспекте сигналили машины. Илья улыбнулся красотке и зашагал к метро. Все, теперь только ждать, послание улетело на общий адрес поганого концерна, а в самом конце письма он указал номер своего мобильного. Новую симку вставил в новый же, только вчера купленный телефон, а включил его только сейчас. Посмотрел на блеснувший зеленым экран – ровно полдень, время пошло. Илья подкинул на ладони мобильник, поймал, убрал во внутренний карман легкой куртки. Ему позвонят, и позвонят скоро, но не сегодня, это точно – пока послание прочтет секретарь, или кто у них там проверяет почту, пока сообразит, куда звонить, пока служба внутренней безопасности поймет, кому докладывать, пока там врубятся… Да сутки пройдут, не меньше, у него пока есть время, и это первый после зимы теплый солнечный апрельский день – грех лезть под землю, надо пройтись. Илья резко развернулся на ходу, лавируя между недовольных прохожих, выбрался из толпы и пешком направился к дому.