– Что началось?

– Обучение, Людвиг. Клеман не умел читать, имя свое едва мог написать. Впрочем, он почти ничего не умел, только кивал да нес всякую чушь. Тут ему не было равных. А в остальном ничегошеньки не смыслил и сначала только сворачивался у меня на коленях и плакал. Как вспомню, реветь хочется.

Марта покачала головой и лихо затянулась сигаркой, чуть помяв губами.

– Выпьем по глоточку, – вдруг предложил Луи и встал.

Он достал два стакана, откупорил бутылку, вытряхнул пепельницу, зажег еще одну лампу и попросил Марту разлить вино. От движения ему стало лучше.

– Рассказывай поскорей, старушка. Уже почти три утра.

– Ладно, Людвиг. Лет пять я заботилась о парнишке. Завязывала с работой в половине пятого и до вечера с ним занималась, мы читали, писали, сочиняли истории, я его умывала, кормила – в общем, воспитывала. Первым делом я его научила держать голову прямо и смотреть людям в глаза. Потом говорить то, что он хотел. Пришлось попотеть, уж поверь мне. Через полтора года он уже читал и писал. Не очень хорошо, но у него получалось. Иногда он ночевал у меня, а отец даже не замечал. По воскресеньям он весь день был со мной. И вот что я тебе скажу, Людвиг, Клеман любил меня, как родную мать.

– А потом, Марта?

– Потом ему исполнилось тринадцать, и однажды вечером он не пришел. Больше я его не видела. Узнала, что его чертов папаша уехал из Парижа, не сказав куда. Так вот все и кончилось. И вдруг, – добавила Марта, помолчав, – сегодня вечером он возник передо мной, его ищут за убийства. Я его помыла, уложила под одеяло, и теперь он спит. Теперь тебе ясно?

– Ты никогда мне о нем не рассказывала.

– А зачем? Я ведь не знала, где он.

– Ну, хорошо, теперь ты знаешь. И я хотел бы знать, что ты собираешься делать с убийцей, который спит под твоим одеялом.

Марта шваркнула стаканом об стол.

– Уж позабочусь, чтобы никто к нему и близко не подошел и не сделал ему ничего плохого, понятно? Другого не остается.

Луи порылся в столе и достал утреннюю газету. Сложил ее на шестой странице и раздраженно кинул на стол перед Мартой:

– Ты кое о чем забываешь, Марта.

Та взглянула на заголовок статьи и на фотографии убитых женщин. Вторая жертва парижского убийцы.

– На, – сказал Луи, – прочти. Их душили чулком, потом руками, на теле десятки ранений то ли ножницами, то ли отверткой, то ли зубилом, то ли…

– Ты не понял, – сказала Марта, пожимая плечами. – Клеман не делал этих мерзостей. С чего ты взял? Повторяю: я пять лет воспитывала этого мальчишку. Это что-нибудь да значит. Думаешь, он вернулся бы к своей старой Марте, будь он убийцей?

– Не знаю, Марта, можешь ли ты представить, что происходит в голове убийцы?

– А ты можешь?

– Уж получше тебя.

– И Клемана ты тоже знаешь лучше меня?

– Что говорит твой Клеман?

– Что он знал этих женщин, что следил за ними и отнес им цветы в горшках. Это его в газете описывают. Тут сомневаться не приходится.

– Но женщин он, конечно, не трогал?

– Это правда, Людвиг.

– А зачем он следил за ними?

– Он не знает.

– Как так?

– Говорит, что ему поручили эту работу.

– Кто?

– Он не знает.

– Он что, законченный идиот?

Марта умолкла, поджав губы.

– В том-то и беда, Людвиг, – сказала она, волнуясь, – в том-то все и дело. Он не совсем… в общем… не совсем развит.

Марта сделала глоток вина и вздохнула. Луи посмотрел на чай, к которому ни он, ни она не притронулись. Потом неторопливо поднялся и отнес чашки в раковину.

– Если он ничего не сделал, – спросил он, споласкивая чашки, – почему тогда он прячется у тебя под одеялом?

– Потому что Клеман считает себя идиотом и думает, что, как только он выйдет, его сцапает полиция, и тогда ему не выпутаться.

– И ты всему этому веришь?

– Да.

– И отступать не собираешься?

Марта молча затянулась.

– Какого роста твой пацан?

– Среднего. Примерно метр семьдесят пять.

– Широк в плечах?

– Скажешь тоже! – воскликнула Марта, задирая мизинец.

– Жди меня завтра к полудню и смотри не упусти его.

Марта улыбнулась.

– Нет, старушка, – Луи покачал головой, – не обольщайся. Я вовсе не уверен в нем так, как ты, далеко не уверен. Я нахожу это дело сумбурным, драматичным и немного диким. Понятия не имею, что нам делать. Меня сейчас волнуют только обувные коробки и ничто другое, я уже говорил тебе.

– Одно другому не помеха.

– Ты все-таки решила идти домой?

– Ну да.

– Если завтра я найду тебя задушенной и исколотой ножницами, сама будешь виновата?

– Я не боюсь. Он старух не трогает.

– Вот видишь, – пробормотал Луи, – ты и сама в нем не уверена.

Луи Кельвелер не смог заставить себя встать в десять, как рассчитывал. Он хотел зайти к Марку Вандузлеру прежде, чем отправляться к Марте, и теперь опаздывал. Он представлял, как Марта ждет его, съежившись в кухне на табуретке, не сводя глаз с умственно отсталого чудовища убийцы. Вся Франция искала этого типа, а Марта не придумала ничего хитрее, как спрятать его у себя в гнездышке, словно это безделица. Луи, ворча, налил себе еще одну чашку кофе. Вырвать этого типа из цепких лап защищающей его Марты будет нелегко. Быстро это сделать не получится, придется собрать доказательства всех его преступлений, чтобы показать, как Марта была слепа. Да и тогда еще неизвестно, согласится ли она с ним расстаться.

Конечно, полиция бы все уладила. Через десять минут они были бы у Марты, парня забрали бы, и делу конец.

Но поступить так было бы гнусным предательством, и Марта с ходу отдаст концы. Нет, полицию звать нельзя. А то они и Марту упекут заодно. Луи обреченно вздохнул. Он чувствовал, что загнал себя в тупик, защищая убийцу, рискуя чужими жизнями, не говоря уж о жизни Марты, которая могла погибнуть в любую минуту, если этому парню вдруг в голову стукнет.

Он несколько раз провел рукой по волосам, не в силах справиться с напряжением. Встреча с этим Клеманом будет нелегкой, Марта видит в нем только беззащитного ребенка, которого так любила, а для него он – человек с погубленным детством, вступивший на жестокий путь убийцы женщин. Придется как-то изловчиться и отобрать у нее это чудовище в обличье ребенка.