Здесь и там облака газовых горелок, как комариные тучи, окутывают механизмы и части корпусов. Как они до сих пор не запутались в этом дьявольском хаосе? Как они умудряются, скажем, не приварить кусок истребителя к клаймеру?

А вот и клаймер. С виду – неповрежденный. Ни малюсенькой царапинки от микрометеорита.

– Похоже, с этим все в порядке.

– Это хитрые штучки, – задумчиво произносит Старик.

Я предполагаю, что сейчас буду осчастливлен очередной поучительной историей, но он продолжает смотреть прямо перед собой и баловаться кнопками управления, предоставив слово Уэстхаузу.

– Чувствительные к нагреву приборы заменяют после патруля. Как и лазерное оружие. На полную разборку и осмотр уходит уйма времени. На нашем корабле полетит кто-нибудь другой. А мы воспользуемся клаймером, экипаж которого уже в патруле.

– Передаются легко, как триппер, – говорит Яневич.

Старик фыркает. Он не одобряет открытую демонстрацию офицерами своей вульгарности.

– Все должно быть идеально, – говорит Уэстхауз.

Я обдумываю все, что удалось узнать о людях, работающих на клаймерах, и спрашиваю себя: «А как же экипаж?» Похоже, отношение командования к личному составу прямо противоположно его отношению к кораблям. Если помнят свои имена и способны ползать, значит, в полет годятся.

Автобус неожиданно сворачивает. Пассажиры ропщут, но Старик не обращает внимания, ему захотелось на что-то посмотреть. Несколько минут мы созерцаем клаймер с номером восемь на корпусе. Командир пялится на него так, будто пытается разгадать какую-то страшную тайну.

Корпус номер восемь. Восьмерка без дополнительной буквы означает, что он изначально принадлежал клаймеру номер восемь, а не переставлен с потерянного в бою корабля. «Восьмой шар». Я о нем слышал. Счастливый «Восьмой». Более сорока заданий. Сам уничтожил почти две сотни вражеских судов, большей частью в самом начале войны. Из служивших на нем никто не погиб. Любой космонавт-клаймерщик продал бы душу, лишь бы стать членом его экипажа. Многие на нем выросли до командиров.

– Это было его первое задание на клаймерах, – шепчет Уэстхауз.

Интересно, не пытается ли командир выкрасть у этого клаймера удачу?

– На заемном времени живет, – объявил Старик, трогая автобус.

Теперь вперед на полной скорости – прохожий, берегись!

Вероятность того, что клаймер не переживет сорока патрулей, выражается астрономическими цифрами. Это не каламбур.

Слишком многое может случиться. Большая часть кораблей не способна пережить и четверти такого числа заданий. Немногие из клаймерщиков достигли рубежа в десять патрулей. Они переходят с корабля на корабль, в соответствии с предписаниями, и надеются, что большой компьютер, выбрасывая им расклад, ведет их по волшебному пути. Мне кажется, шансов остаться в живых было бы больше, если б команды оставались нераздельными.

Откомандирование на клаймер – гарантированный путь вверх по служебной лестнице. Тот, кто выжил, делает головокружительную карьеру. Корабли приходится все время менять, а на новые корабли нужны новые кадры.

– А боевой дух при такой перетасовке экипажей не падает?

Чтобы ответить на мой вопрос, Уэстхаузу приходится подумать. Похоже, он знаком с вопросами боевого духа только по примерам из учебников.

– Наверное, не совсем. Впрочем, работа одна и та же на всех кораблях.

– Мне бы это не понравилось. Не успеешь привыкнуть к людям, и сразу на новое место.

– Я понимаю. Для офицеров это не так тяжело. Особенно для инженеров. Берут в основном тех, кто может такое вынести. Нелюдимых.

– Социопатов, – тихо добавляет командир.

Это слышу только я. У него привычка очень лаконично комментировать происходящее.

– Тебя призвали, верно?

– На флот. На клаймеры я пошел добровольцем.

– А чем отличаются инженеры?

Боевой флот – организация консервативная. Инженеры почти не занимаются инженерией. Нет никаких механизмов, которыми можно было бы заниматься. На линейных кораблях до сих пор сохранились боцманы, но никакого отношения к морскому флоту старых времен они не имеют.

– Они закрепляются за каким-нибудь определенным кораблем после трех патрулей в роли ученика. Все они – физики. И ученик есть на каждом корабле.

– Чем больше я слышу, тем меньше мне хочется задавать вопросы.

Все становится мрачнее и мрачнее.

– Одно задание? Со Стариком? На «Клирон-6»? Фигня. Пара пустяков, – шепнул он.

Это не предназначено для ушей командира, но, судя по движению плеч Старика, он услышал.

– Это все левой ногой делается. Ты находишься среди асов. У нас присваивается званий больше, чем где бы то ни было. Еще и месяца не пройдет, как мы вернемся.

– Присваивается званий?

– «Десятка». У нас парни делают свои десять. Черт, мы уже в бухте. Вон он. В пятом отсеке.

Полностью готовый к бою клаймер похож на старинное автомобильное колесо со спицами, шиной и десятилитровой цилиндрической канистрой вместо ступицы. Снаружи он, словно перьями, покрыт антеннами, выпуклостями, бугорками, трубками, башенками, а на длинном наклонном флюгере, напоминающем вертикальный стабилизатор самолета для полетов в атмосфере, сидит гигантский шар. Анодированная поверхность бездонно черна, как воды Стикса.

Эскадрилья состоит из двенадцати клаймеров. Они льнут к судну большего размера, подобно выводку клещей. Это – корабль-носитель, он похож на каркас и водопроводную систему небоскреба, лишенного стен и полов. Его задача – руководить клаймерами, транспортировать их в сектор патруля, рассредоточивать там, подбирать все патрулирующие корабли, израсходовавшие боезапас и нуждающиеся в возвращении домой.

– Как много украшений, – говорю я.

Командир фыркает:

– И почти все никому не нужны. Вечно они тут копаются, что-то добавляют. Повышают критическую массу и уменьшают удобства. На этот раз дурацкая магнитная пушка. Говорят, на испытания. Какая чушь! А через шесть месяцев такая будет на каждом корабле флота. Ничего более бессмысленного придумать невозможно, согласись.

Его понесло. С тех пор как я прибыл сюда, еще не случалось, чтобы он сказал так много в один присест. Попробую ткнуться, раз уж представилась такая возможность.

– Возможно, какой-то смысл есть. Может быть, узнаем из боевого приказа.

– Фигня.

Опять закрылся. Теперь его лучше не трогать, иначе замолчит надолго.

Остается рассматривать корабль-носитель с клаймерами. Девятый станет моим домом… Надолго ли? Быстрый патруль? Надеюсь. Этих людей тяжко будет вытерпеть в слишком долгом полете.

Я вышел из корабля, бросил вещи на землю и огляделся.