— Уступите мне хотя бы кусок, хорошо? Утром я хочу освежиться, чтобы выглядеть поприличнее. А то, боюсь, из-за дряни, какой я пользуюсь в последнее время, мой подбородок покроется сыпью. Здесь ничего не смыслят в хорошем мыле. Сплошной сандал и масло. — Он выразительно потер подбородок и добавил — Надеюсь, вы поладите с мадмуазель де Монталье. Кому-то ведь надо войти с ней в контакт, а меня она несколько недолюбливает, хотя и платит огромные деньги.

— Недолюбливает? — искренне удивился Жан Марк. — И чем же она это объясняет?

— Ничем. Женщины ее сорта не опускаются до объяснений. — Бондиле сложил руки на груди и прокашлялся, готовясь к новому ошеломительному заявлению. — Кому-то придется приглядывать за ней, но не слишком явно. Ведь она не из тех, что чинно посиживают на месте. Чересчур любопытна.

— К чему эти сложности? — нахмурился Жан Марк.

Бондиле погрозил ему пальцем.

— Нам не нужно, чтобы кто-то чужой следил за всем, что у нас происходит. Так не пойдет, Пэй. Мы не принадлежим к элитному классу. И в подобные экспедиции пускаемся вовсе не в поисках развлечений. — Он потрогал кармашек, где лежали часы. — Одно дело — позволить ей всласть копаться в песке, только бы не окочурилась от перегрева, и совсем другое — разрешить ей совать хорошенький носик во все наши дела.

— Понятно, — произнес Жан Марк после паузы.

— Что ж, в таком случае я надеюсь, что вы станете держать меня в курсе всех ее приключений. — Улыбка на лице Бондиле сделалась плотоядной. — Заметьте, против участия в некоторых из них я бы не стал возражать.

Жан Марк понял намек и постарался замаскировать свое изумление деланным хохотком.

— Пользуясь тем, что жена ваша дома?

— В какой-то мере, — кивнул Бондиле и зевнул, прикрыв рот ладонью. — Я ведь вам говорил: Монталье — привлекательная особа. Все лучше, чем рисковать с проститутками. — Он еще раз прокашлялся. — Пожалуй, нужно попытаться уснуть. Это будет не очень легко, но…

Жан Марк тут же поднялся.

— Я сам подумываю о том же, — сказал он. — К новому климату привыкаешь не сразу.

— Да, поначалу тут всем трудновато, — ответствовал Бондиле. — Что ж, Пэй, доброй вам ночи. — Он дошел до узкой двери каюты, на пороге замер и оглянулся, но на кого — на Жана Марка или на рулевого, разобрать было невозможно.

Жан Марк еще с полчаса оставался на палубе: любовался луной, прислушивался к стону парусов, редким непонятным звукам, доносившимся с берега, и плеску воды за бортом корабля. Потом он решил, что впечатлений достаточно, вернулся в каюту и первым делом проверил, открыто ли окно, чтобы не упустить ни малейшего дуновения ветерка. Раздеваясь, он обдумывал состоявшийся разговор, решая, что правда в нем, а что шутка. Не может быть, чтобы такой человек, как Бондиле, рискнул своей репутацией в научных кругах ради интрижки с богатой и знатной дамой — не важно, замужней или свободной. К выводам Жан Марк никаким прийти не успел, потому что заснул.

Задолго до полудня вновь припекло, солнце плавило небеса, прожигая водные толщи. Незнакомые птицы кружили над Нилом, издавая крики, похожие на блеяние ягнят, зовущих своих матерей. Жан Марк стоял возле борта и, приставив руку ко лбу, следил за их полетом. Голова у него слегка покруживалась, словно от лишки вечернего коньяка, а на деле — от недосыпа. Четыре часа сна — это все-таки мало. Так он стоял, а судно неторопливо двигалось вверх по реке.

— Нравится картина? — Это спросил Юрсен Гибер, мастер, сопровождавший Бондиле.

— Пока не знаю, — честно признался Жан Марк. В последние дни он чувствовал себя выбитым из колеи настолько, что снизошел до беседы с простым рабочим, от чего в иных обстоятельствах постарался бы уклониться.

— Тут нужно время, — сказал Гибер. Он прибыл в Египет сержантом наполеоновской армии, а когда войска схлынули, предпочел задержаться в стране пирамид. Одет он был по-европейски, хотя и немодно, но голову его покрывал какой-то тюрбан, а лицо — темное и обветренное — мало чем отличалось от лица араба, стоявшего у руля. В свои тридцать девять Гибер выглядел на все шестьдесят. — Первые три года, что я здесь прожил, мне казалось, я никогда не пойму этой страны, никогда с ней не свыкнусь. Мне долгое время хотелось вернуться во Францию. Теперь по-другому. — Он вынул трубку с длинным глиняным мундштуком и принялся старательно набивать ее табаком. — Но я так и не пристрастился к этим водяным трубкам, какие посасывают тут почти все. Мне не нравится то, что в них напихано. Я не прочь захмелеть от винца или коньяка, но не от каких-то там травок. — Бывший сержант раскурил трубку и глубоко затянулся. — Табака у нас хватит. Я позаботился.

Вспомнив ночной разговор с Бондиле, Жан Марк поинтересовался:

— А как насчет мыла?

— Ален опять волнуется из-за мыла? Мыла для бритья! — Гибер рассмеялся, не разжимая зубов, отчего трубка его задрожала. — Нашего командира все терзает боязнь, что однажды ему не удастся побриться. Я еще ни разу его не подвел, но он все равно бьет тревогу. Такой уж у него беспокойный характер. — Это была беззлобная шутка, не более. Осуждать или как-либо еще оценивать действия своего начальника Гибер никогда бы не стал. — Взгляните. — Он ткнул пальцем в сторону берега. — Посмотрите туда. Это шадуфы. С помощью их египтяне орошают поля. Видите, противовесы поднимают бадьи с водой.

— Да, — откликнулся Жан Марк, с восторгом разглядывая странные приспособления. — Хитро придумано.

— Бондиле считает, древние египтяне тоже использовали нечто такое. Он нашел изображение чего-то похожего и сейчас готовит доклад. Там будут и рисунки шадуфов, на какие мы с вами смотрим. Профессор не упускает ни единой возможности заявить о себе. Он очень деятельный, наш Ален. У него далеко идущие планы. — Положив руку на поручень, Гибер наклонился, чтобы понаблюдать за кипением воды. — А вы как настроены, Пэй? Чем вас привлекает Египет? Что вы надеетесь тут отыскать?

— Древности, разумеется, — не задумываясь ответил Жан Марк.

— Естественно, — сказал Гибер и добавил: — Ну а помимо древностей? Должно же быть что-то еще. Если бы вам нужна была одна только старина, вы бы могли изловчиться и купить что-то этакое в Париже.

— Никогда, — запротестовал Жан Марк. — Покупка древностей — пустое занятие. Любой дуралей с деньгами, — последнее слово он произнес с затаенной горечью, ведь его личных средств едва хватало на жизнь, — может приобрести любой раритет, если задастся целью и наберется терпения. Нет, это все не по мне. Важно самому обнаружить что-то особенное, то, о чем прежде никто даже и не слыхал, а потом изучить находку и предъявить ее всему миру.

— Понятно, — кивнул Гибер. — Значит, вы сюда явились за славой. Что ж, ее действительно можно здесь обрести. — Он рассмеялся. — Но это по плечу далеко не каждому.

Жан Марк вспыхнул, стараясь уверить себя, что румянец его вызван жарой, а не чем-то иным.

— Банально гоняться за славой, — произнес он заносчиво. — Самое важное — это научный поиск. Древняя цивилизация хранит много тайн. А возможность приехать в столь мало изученные края редко кому выпадает. Каждый настоящий исследователь мечтает внести свою лепту в мировую науку.