— А недавно кто хотел кого-то палками железными?

— Так это эмоции только. Реакция на тупость человеческую, только и всего. Мы, конечно, все ожесточаемся, но у каждого в душе изначально — божественный свет. Только он, наш внутренний источник света, — вроде грязной лампочки в подъезде, что ли. Он под толстым непрозрачным слоем копоти и горит сквозь мохнатую пыль вполнакала.

— И у Драбкина тоже горит? — Сергей-один, внезапно вскинувшись, Андрея вопрошает.

— Ну а чем он хуже? Все — по образу и подобию. Или мы тут с вами будем расизм разводить? Просто Драбкин занят играми чисто интеллектуальными, не до внутреннего света ему, когда вокруг такие массы денег, — пустое и тлен становятся важными и, соответственно, наоборот. Ну и мы в свою очередь тоже суетимся чего-то. Мы об этом внутреннем душевном свете забываем точно так же, как любой из нас забывает о своем самом раннем детстве — от рождения до пяти. За каждодневным выживанием забыли, что смерть вообще-то неизбежна. Ну а если бы мы точно знали, что вот этот или этот вот конкретный человек через пять минут умрет? Каким бы мы его воспринимали? Уродом, которого нужно давить? Считали бы по-прежнему, что вот таких, как он, необходимо убивать, а то и абортировать задолго до рождения?..

— Стоп-стоп, ребята, что-то я не понял… — встревает тут опять Артур. — Так мы чего постановили — что на Драбкина все вешаем? Что если бы не он, то ничего бы не рвануло, так? Что если бы не он, то не было захвата бы, пожара? Ведь ты за эту версию, Сереж.

— Да ни на чем я не настаиваю. Пока понять хочу.

— Да нет, настаиваешь! Не говоришь ни слова, но настаиваешь. Я просто понять хочу — да или нет. Из-за него — две сотни человек? Я за себя могу сказать определенно — нет. Считаю — совпало. И было два взрыва.

— Слушай, а ты Драбкина знаешь? — вдруг загорается Сергей-один. — В смысле в лицо?

— Нет. Откуда?

— Ну, канал РБК, оператор. Должен каждую собаку в крупном бизнесе — как иначе?

— Случайно получилось с РБК, меня там находиться было тоже не должно. Приятель попросил помочь — в запой он, тремор, алка-зельтцер, все такое. А так я папарацци в чистом виде, совсем другой канал, по звездам спец. Кто с кем перепихнулся, поженился тайно, трусы там, грязное белье. Пришли в отель вдвоем с корреспондентом, он — этого сними, вот этого мне крупным планом, а для меня все эти кексы на одно лицо. Кто такой этот Драбкин? Я до этого вообще не знал, что он есть в природе, ничего… Значит, ищем, Сереж? Драбкина ищем? К нему вопросы?

— Это верно, — соглашается Сергей-один. — Ну, а вы чего молчите, господа? Неужели нет мнений, гипотез, неожиданных версий? Гриша? Серег?

Гриша молчит. Хорошо ему, с непривычки размяк, улыбается жалобно, преданно; грязь и пыль со внутреннего светоча божественной любви хорошей водкой смыл, как ребенок стал, по библейскому завету Господа. А сомнамбула, он на то и сомнамбула, чтоб, руками обхватив колени, неподвижно впериться в ту даль, где осталась его отлетевшая от застывшего тела душа, за которой он гонится и никак все не может настигнуть. И Сергей-один ребяческую шутку с ним выкидывает — «почем пластилинчик?», «сливу» ему, если детским языком, начальных классов выражаться. Ухватил двумя пальцами за щеку, потянул, а потом и за нос ухватил, но сомнамбула ему ответить не успел — белый «Форд» с заглушённым мотором, с проблесковым синим маячком Вдруг во двор заполз бесшумно, словно аллигатор, светом фар пространство озаряя и выхватывая мужиков из тьмы.

— О! Это за нами!

— И куда, интересно? В изолятор или, может, все-таки в больничку в виде исключения?

Вот уже вплотную к гаражам ментовская тачка подползла, распахнулись дверцы, двое вылезли — дебелые, толстовыйные, круглоголовые. На ходу поправляя лениво компактные, со складным прикладом «калаши». В укрепленных на груди массивных рациях непрерывно что-то щелкает, то и дело пробивается сквозь гул электрического ветра низкий голос-скаред, что-то рявкает, выплевывает, отключается на полуслове, но уже через мгновение опять, подчиняясь тягостной необходимости, врывается в эфир, и расслышать, угадать, расшифровать, о чем между собою лаются вот эти гуманоиды, едва ли представляется возможным.

— Нарушаем, граждане.

— Из отеля мы, сержант. Горели.

— Догадался. Только жалобы на вас. К девушкам на улице пристали — чуть ли не попытка изнасилования. Драку развязали с нанесением телесных. Супермаркет разгромили.

— Это, что ли, все мы?

— Ну, а кто же — я? С крыши спускаемся. Мусор, бутылки с собой забираем.

— Мы ввиду пережитого шока, товарищ сержант.

— Сколько, знаете, таких вас по всему району в шоке? Пресекать не успеваем.

— Так чего же пресекать?

— А того. Действия противоправные. Ваши, ваши в состоянии бзика. Вы вели себя бы тихо, и тогда совершенно другой разговор. А так мало что три сотни погорельцев, так еще и на улицах граждан полно. С крыши спускаемся.

— Но, товарищ сержант, может, как-то — ввиду положения?

— Так, не понял. Вы — граждане? Граждане. Значит, с крыши спускаемся. Поживей, ребята, не нервируйте — и без вас проблем невпроворот.

— И куда нас?

— По домам не хотите — в пункт помощи, значит.

— Это что, есть такие?

— Все для вас, для пострадавших. Санаторий. Курорт. Там подлечат. Кто вас знает-то, психов?

Делать нечего — спустились.

— Нету паспорта, сержант. Там остался, к сожалению.

— Вот как?

— Ну, а я виноват, если паспорт в портфеле?

— Ясно. У тебя точно также в портфеле?

— В портфеле, да.

— В машину садимся.

— Это как нас — пятерых в одну машину? Лишние хлопоты, товарищ сержант. Может, мы на месте как-то устаканим?

— Вон вторая подошла. Садимся.

— Нам нельзя, сержант. Состояние не то — ведь должен понимать. Ну, позволил бы ты нам свободой надышаться!

— Права не имею позволять.

— Не будет эксцессов — ручаюсь.

— Отойдем-ка в сторону, сержант, — Сергей-один вступает.

— Давай пока один в машину.

Сели. Дверцы захлопнули, от мира отгородившись. Через три минуты вышел Сергей. Заурчав мотором, «Форд» отполз назад, развернулся, посигналил фарами второму ментовскому экипажу и рванул почти беззвучно, плавно прочь — поминай как звали.

— Ну и сколько? — спросил Андрей.

— Пять.

— Это что же — овес нынче дорог? За что целых пять?

— Наложилось одно на другое, — усмехнулся Сергей. — Мировое падение цен на ресурсы, ЧП.

— Да-а-а, вот так мы и пускаем кровопийц в Беслан… Вот жалко обстановку не спросили. Возможно, знают что.