— И этот буканьер сопровождал сюда сеньориту?

— Да, — ответил Мендоса.

— И где же этот человек?

— Он присматривает за сеньоритой на постоялом дворе у друга сеньора Буттафуоко.

— Ну а от меня что вы хотите? — спросил дон Баррехо.

— Ты все еще связан с тихоокеанскими флибустьерами?

— Да, они частенько ко мне заходят.

— Их база по-прежнему находится на острове Тарога?

— Да, хотя испанцы много раз пытались их оттуда выбить.

— Кто командует флибустьерами?

— По-прежнему Равено де Люсан.

— А Дэвид?

— Он отправился к мысу Горн, и с тех пор о нем ничего не слышно.

— А много флибустьеров на Тароге?

— Да сотни три, говорят.

— Тогда, сеньор Буттафуоко, нам необходимо повидаться с Равено де Люсаном. Без поддержки его людей невозможно справиться с таким серьезным предприятием. Если не сегодня завтра испанцы узнают, что великий касик умер, они поспешат захватить земли этого богатейшего человека.

— В этом можно быть уверенным, — согласился Буттафуоко. — Маркиз де Монтелимар много лет ждал этого момента, когда он сможет протянуть руки к сокровищам касика, тем более что испанский король уже согласился на завоевание этих земель.

И как раз в этот момент, перекрывая шум дождя и удары грома, послышались сильные удары в дверь.

Дон Баррехо, некоторое время назад присевший, быстро вскочил на ноги и сказал Панчите, которая что-то вязала за огромной стойкой:

— Прикрути-ка фитиль, подружка.

— Кто бы это мог быть? — спросил Буттафуоко. — Уже скоро десять часов, а погода жуткая.

— Может быть, это ночной дозор? — предположил гасконец.

— А что, дозорные к вам заходят?

— Да, сеньор Буттафуоко.

— Дело осложняется.

— Вовсе нет, — возразил Мендоса, который как настоящий баск всегда мог найти выход из любого положения. — Давайте возьмем нашего приятеля Пфеффера за руки, за ноги и отнесем его в погреб.

— А в случае опасности утопим его в бочке хереса, — добавил жестокосердый гасконец.

Второй удар, еще сильнее первого, чуть не разнес вдребезги дверное стекло.

— Быстрей, уходите и погасите свет в погребе, — сказал дон Баррехо, а потом, обернувшись к жене, добавил: — Скорее поставь корзинку с самыми старыми бутылками, какие у нас только есть.

Мендоса и Буттафуоко подняли фламандца, закутали его во все еще мокрый плащ и торопливо спустились в погреб вслед за прекрасной кастильянкой, тогда как дон Баррехо приблизился к двери и спросил злющим голосом:

— Кто там еще? Уже поздно, черт вас дери, а таверна «Эль Моро» не ночной притон.

— Дозор, — ответил повелительный голос.

— Что вам здесь надо в этот час? Я ведь закрыл вовремя.

— Откройте.

— Подождите, дайте мне хоть штаны надеть, а жене — юбку. Черт бы вас побрал! Уже в Панаме и поспать нельзя.

Панчита вернулась, неся другую корзину, полную бутылок, покрытых благородной паутиной, и поставила ее на стойку.

Гасконец подождал еще немного, доставляя себе удовольствие при мысли о том, как сейчас достается мокнущим дозорным; потом, наконец, он решился открыть дверь, спрятав предварительно свою огромную драгинассу. Едва дверь отворилась, показались трое мужчин. Это были полицейский офицер и двое алебардщиков из ночной стражи.

— Buena noche, caballeros,[22] — сказал гасконец, принимая удар судьбы. — Я как раз собирался лечь в постель. Жуткая ночь, не правда ли?

— Вы один? — спросил офицер изумленно.

— Нет, господин офицер, я шептал всякие нежные словечки своей женушке. Она, знаете ли, кастильянка.

— А вы? — спросил офицер.

— Я-то с Пиренеев.

— Край контрабандистов.

— Сеньор, я всегда был честным человеком, а мой почтенный род уже триста лет продает вино в Испании и Америке, — обиделся гасконец.

Офицер повернулся к нему спиной и обменялся вполголоса несколькими словами с алебардщиками, потом снова оборотился к дону Баррехо, начинавшему выказывать недовольство этим неожиданным визитом, и сказал:

— Сегодня в эту таверну вошел один сеньор, но отсюда он не выходил.

— Из моей таверны!.. — выкрикнул гасконец, делая вид, что упал с неба. — Может быть, он закатился под какой-нибудь стол и мирно спит?.. Панчита, погляди-ка хорошенько, нет ли в углах пьяных.

— Я никого не видела, — ответила прекрасная кастильянка.

— И тем не менее этот сеньор отсюда не выходил, — настаивал офицер.

— Боже милосердный! — воскликнул дон Баррехо. — Да уж не убили ли его в комнатах наверху?

— Нет, муженек! Я только что спустилась сверху, после того как приготовила нам постель.

— Carrai![23] — взорвался офицер. — Хорошенькое дельце!

— Да, хорошенькое дельце! — повторил дон Баррехо.

Офицер обменялся парой слов с алебардщиками, сопровождая разговор широкими жестами, потом уселся за стол и приказал:

— А ну-ка, трактирщик, принеси чего-нибудь выпить. Мы промокли до нитки, и было бы неплохо закончить вечер у хорошего очага. Потом мы продолжим разговор, потому что мне обязательно надо узнать, куда делся тот сеньор.

— Я уверен, что вы его где-нибудь найдете, сеньор офицер, если только он не был духом. Не спрятался же он, без моего ведома, внутри какой-нибудь бочки или бутылки… Ах, Панчиточка, мы хотим отведать бутылки из того ящика, что мой дядя прислал из Аликанте.[24] Принеси-ка нам одну, я разопью ее вместе с дозором.

— Да вот же их полная корзинка, — сказала кастильянка.

— Откупори одну, подружка моя: я предложу ее сеньору офицеру и его бравым дозорным.

Не каждый день случается выпить, не заплатив ни гроша, — особенно солдату, поэтому ночной дозор с большим удовольствием принял предложение хитрого гасконца.

Панчита принесла пять или шесть бутылок различного качества; кружки наполнялись и осушались несколько раз подряд, далекого дядю все громче хвалили, не забывая и его племянника-трактирщика.