Август колебался, но поездка домой в Линц, слова отца, слезы матери, советы венских преподавателей музыки склонили его поступить в резервисты[90]. Это разочаровало Гитлера, но зато Август сократил срок службы, не стал дезертиром и закончил семестр в консерватории. В первый раз Гитлер не сумел подчинить друга своей воле. Тогда Кубичек и подумать не мог, что дни их дружбы уже сочтены.

Весной того года «бриллиантовый юбилей» императора Франца-Иосифа – шестьдесят лет на престоле – ненадолго отвлек Гитлера от его несчастий. Император Вильгельм II и представители немецких правящих домов Вюртемберга, Саксонии и Баварии приехали в Вену на торжества[92]. Гитлер очень любил все немецкое. Визит Вильгельма II чуть-чуть утишил его досаду и смирил гнев.

Вместе с тысячной толпой Гитлер восторженно приветствовал немецкого императора и его свиту, когда они в открытых экипажах ехали во дворец Шенбрунн. Газеты писали, что, как раз когда над городом бушевала сильнейшая гроза, представители правящих домов собрались в комнате Марии-Антуанетты[93]. Там висел большой гобелен с изображением ее самой и детей; это был подарок императора Франции Наполеона III. Ни у кого не хватило смелости вспомнить ни о трагической судьбе французской королевы, урожденной эрцгерцогини Габсбург, ни о невзгодах, выпавших на долю ее потомков[94].

Вильгельм II воспользовался случаем и приветствовал императора как живое воплощение «трех поколений немецких принцев»[95]. Император Австрии, стремясь охладить пламенный пангерманизм своих подданных, в ответной речи восславил мирные цели и высокие идеалы «монархических принципов»[96]. Франц-Иосиф явно не спешил признавать свои немецкие корни, а это означало, что в военном союзе Австрии и Германии не все просто. Гитлер этот союз просто ненавидел. Мир и многонациональная империя Габсбургов, по его мнению, угрожали немецкому национализму, объединению и расширению страны.

В июне 1908 г. двенадцать тысяч демонстрантов, четыре тысячи лошадей, несколько тысяч ярко одетых солдат, певцов, танцоров и музыкантов собрались на Ринг-штрассе, чтобы почтить бриллиантовый юбилей Франца-Иосифа. Трехчасовая процессия под палящим солнцем славила исторически многонациональную, многокультурную империю Габсбургов. К императору обратился по-четный командующий парадом: «Ваше Величество! Все нации приносят благодарность, что могут радостно приветствовать Вас на этом параде, что сознательно соединяются в единый австрийский народ и могут быть верноподданными столь милостивого правителя и императора»[97]. В газетах писали, что свои приветствия представители разных наций произносили «на своих родных языках»[98].

Среди тех, кто от души отмечал юбилей, были и представители еврейской общины города. И публично, и между собой они превозносили религиозную терпимость Франца-Иосифа и законодательную защиту, которую он им обеспечивал. Его восторженно называли «ангелом-хранителем, покровителем, святым»[99]. Правда, не все разделяли верноподданнические настроения евреев Вены. Многие венгерские, чешские, хорватские и итальянские националисты по политическим мотивам отказались участвовать в параде. Но тысячи людей со всей империи в своих приметных шляпах и ярких народных костюмах разных областей весело любовались зрелищем.

Гитлера ужасал облик публики[100]. Патриотические настроения тех, кто славил императора из династии Габсбургов, лишь возбуждали в нем гнев и отвращение. Его взрывали даже звуки иностранной речи или диалекта, когда он слышал их на улице. Сосед по комнате вспоминал, что всякий раз, как рядом раздавался другой язык, особенно чешский, Гитлер крепко хватал его за руку[101]. Он горько сетовал: «Вот тебе и немецкая Вена! Вена, в которую отовсюду стекаются чехи, венгры, хорваты, поляки, итальянцы, словаки, украинцы, а больше всего галицийские евреи, – неужели это до сих пор немецкий город?»[102] Август Кубичек писал о том времени:

Мой друг видел в положении дел в Вене символ борьбы немцев в империи Габсбургов. Он ненавидел разноязыкий говор на улицах Вены, это «воплощенное кровосмешение», как он позднее назвал его. Он ненавидел это государство, которое разрушило немецкий способ мышления, и столпы, которые подпирали это государство: правящий дом, знать, капиталистов и евреев[103][104].

В связи с преклонным возрастом императора гостей «бриллиантового юбилея» часто приветствовал Франц-Фердинанд. Но нигде не появилась его жена София, пожалованная титулом графини Гогенберг. Удобным предлогом стала ее четвертая беременность. Кроме Адольфа Гитлера, больше всего возмущались чешским браком эрцгерцога, пожалуй, лишь его родственники Габсбурги[105].

Супруга эрцгерцога не могла похвастаться королевским происхождением. Ее имени не было в утвержденном списке невест, которых Габсбургам поставляли католические дворы Европы. Она происходила из знатной чешской аристократии, но все же имела недостаточно «голубую» кровь. А еще узкое, кастовое сознание Габсбургов никак не принимало прошлое Софии. Будущая жена эрцгерцога вынуждена была пойти компаньонкой, фрейлиной к его двоюродной сестре, эрцгерцогине Габсбург – до того обеднела дворянская семья Хотек ко времени их знакомства[106].