рассказа есть… потенциал. Нокс писал, что такому-то персонажу не хватает мотивации, и объяснял, как это исправить; он считал, что списку покупок жены не хватает оригинальности, и приводил в качестве примера предметы, которые она могла бы захотеть купить. Одна из отсылок показалась ему натянутой, и он попросил ее заменить… И так далее, и так далее.

Курт тут же взялся за исправления, а в ответ получил письмо с дальнейшей правкой. Дабы избежать новых исправлений, Курт заодно переписал все те фрагменты, на которые обращал его внимание редактор, и в конечном итоге получил ответ, что, по мнению издателя, рассказ не только не удался, но «от него остается неприятный привкус во рту»!

Прочитав такое в романе про начинающего писателя, я побоялся бы переворачивать страницу: вдруг герой бросится в реку с ближайшего обрыва или, по меньшей мере, бросит в нее пишущую машинку. Но Курт Воннегут даже рассказа не выбросил. Нет, он снова разобрал его на части, работал над ним еще упорнее и еще дольше, поскольку почти два года спустя (28 апреля, 1951 г.) «Мнемотехника», наконец, была опубликована в «Кольерз». Как проницательно заметила в своих мемуарах «Братья Воннегут» Джинджер Стрэнд: «Тысячи парней мечтают прославиться на литературном поприще, но у Курта была еще и дисциплина».

В то время, как большинство писателей-новичков, столкнувшись с потоком отказов, приходят к выводу, что редакторы в силу своей тупости и бездушия просто не способны оценить их бессмертную прозу, и в конце концов опускают руки, Курт признавал, что его рассказы недостаточно хороши, и продолжал совершенствовать письмо. В эссе «Как закончилась моя карьера в периодике» (в сборнике «Табакерка из Багомбо») Воннегут писал, что, когда он начинал, существовали журналы, которые, «надо отдать им должное, не прикоснулись бы к моим произведениям даже в резиновых перчатках. Я не оскорбился, и мне не было стыдно. Я понял. Я был более чем скромен».

За годы, когда он посылал рассказы в различные журналы (с 1947 по 1963 г.), Воннегут в тот или иной момент получал отказ от следующих изданий: «Тудейз вумен», «Тиз уик», «Атлэнтик», «Редбук», «Лайф», «Кольерз», «Либерти», «Нью-Йоркер», «Стори», «Эсквайр», «Томмороу», «Харперз», «Макколлз», «Тайгерз ай», «Йель ревю», «Коронет», «Америкэн мэгэзин», «Космополитэн», «Америкэн меркьюри», «Сайэнтифик Америкэн», «Дирекшн», «Наггет», «Сайэнс фикшн энд фэнтези», «Фэмили серкл», «Вумэнз дэй», «Мадемуазель».

Он знал, что должен научиться писать рассказы, которые будут востребованы, но у Берджера не было времени постоянно его учить. Будучи редактором отдела художественной литературы в «Кольерз», он должен был готовить к публикации по шесть рассказов в неделю. Однако он счел, что этого начинающего автора следует поощрять и опекать, а потому нашел ему литературного агента.

Курт уже пытался обращаться в «Агентство Рассела и Волкенинга», представлявшего таких маститых писателей, как Сол Беллоу, Юдора Уэлти и Генри Миллера, но был отвергнут. Нокс порекомендовал ему агентство «Литтауэр и Уилкинсон», сказав агентам, что считает Воннегута «подающим надежды дарованием, к тому же, возможно плодовитым». Кен Литтауэр был предшественником Нокса на посту редактора в «Кольерз», а его партнер Макс Уилкинсон некогда работал литературным редактором на киностудии «Метро Голдвен Майер». Сам Курт не мог бы создать более колоритных персонажей на роль литературных агентов для романа о карьере начинающего писателя: Литтауэр некогда служил полковником в эскадрилье «Лафайет», носил ворсистый котелок и зонтик-трость, а Уилкинсон отличился тем, что ему расквасил нос сам Фрэнсис Скотт Фицджеральд — в благодарность за то, что Уилкинсон пытался выбить для него кое-какие деньги в Голливуде.

Литтауэр умело взялся за дело там, где остановился Берджер. Как позднее писал во вступлении к «Табакерке из Багомбо» Курт Воннегут, «если я посылал [Литтауэру] рассказ, который был недостаточно хорош, не вполне удовлетворил бы читателя, он объяснял, как его подправить». Для одного такого «исправления» Литтауэр написал двухстраничный анализ рассказа «Слово чести», включая страницу диалога между персонажами, который должен был упростить сюжет. Литтауэр писал подробный комментарий на каждый новый рассказ с предложениями, как его улучшить.

28 августа 1959 года он жестко раскритиковал рассказ «ГЛУЗ» и объяснил мотив своей критики: «Если вышеизложенное [критика] приводит вас в ярость, значит, я добился своей цели, а именно — подстегнуть ваше воображение, сыграв на эмоциях. А потому костерите меня, сколько душе угодно, но перепишите рассказ!»

В юности Курт писал больше для удовольствия, но, вернувшись с войны, начал писать с упорством истинного писателя. Это чувствуется по его первому письму домой после того, как его освободили из лагеря для военнопленных в Дрездене, где он стал свидетелем бомбежки, разрушившей город.

«Нас отрядили выносить трупы из бомбоубежищ — женщин, детей, стариков, погибших от контузии, пожара или удушья. Гражданские нас проклинали и бросали в нас камни, пока мы сносили тела к огромным погребальным кострам в черте города». Бомбежка разрушила весь Дрезден целиком, «но не меня», — эта мысль раз за разом повторялась в письме, как более поздняя фраза «Такие дела» будет раз за разом повторяться в его ставшем классикой романе «Бойня номер пять».

Очутившись перед демобилизацией в Форт-Райли, штат Канзас, на должности писаря со знанием машинописи, Курт писал рассказы и посылал их в журналы, и его молодая жена Джейн, которая работала редактором литературного журнала «Суотмур», горячо поддерживала его в этом начинании и помогала советами. В медовый месяц она заставила его прочесть «Братьев Карамазовых».

Честно говоря, мне было не по себе, когда я читал, как Джейн отправила кое-какие тексты мужа «литературному консультанту». Когда я начинал свою литературную карьеру в пятидесятые годы в Нью-Йорке, молодые женщины, недавно окончившие колледж и получившие подобную «литературную работу», были готовы увидеть «потенциал» в любом начинающем писателе, лишь бы он платил им за «профессиональные рекомендации». Разумеется, Курт получил поощрительное письмо, но, по счастью (в данном случае), ни у него, ни у Джейн не нашлось двадцати долларов, чтобы оплатить дальнейшие «рекомендации и советы». Это не помешало Курту писать, а Джейн — поощрять его.

Он продолжал писать рассказы, пока заканчивал высшее образование на факультете антропологии в Чикагском университете, пока осваивал профессию репортера в Нью-Йоркском бюро новостей (как до него Хемингуэй в «Канзас-Сити стар»). Позже, сочиняя пресс-релизы и статьи о новой продукции в «Дженерал электрик», Курт не переставал писать рассказы — по ночам и в выходные, и упорно продолжал рассылать их в журналы.

Знакомство с Берджером, который передал его Литтауэру, положило начало профессиональному творческому пути Курта. Именно Берджер опубликовал первый рассказ Курта «Эффект Барнхауза»» — после того, как Кен Литтауэр заставил писателя переработать концовку, превратив ее