на говорившего, но отвести взгляд от полковника хоть на миг означало бы неминуемую смерть. Не отворачиваясь, он продолжал держать имперца на прицеле, зная, что Головня и Красавчик перекрывают остальную комнату.

Новый собеседник медленно появился в поле его периферийного зрения. Она вышла из одного из боковых выходов. Это была высокая женщина, чье оливково-смуглое лицо прорезали складки, придававшие солидности некогда моложавому лицу. Черные волосы с проседью. На ней был отделанный красным официальный костюм с серебряными пуговицами, который резко контрастировал с переброшенным через плечо потрепанным брезентовым рюкзаком. Такие обычно носили солдаты повстанцев или бродяги.

— Заложница тут я, — сказала она со скучающим пренебрежением. — То, что полковник этого не понимает, — продолжая говорить, женщина сбросила рюкзак с плеча, и тот тяжело упал на пол; из левого кармана она выхватила бластер, — показывает, насколько он туп.

Оружие полыхнуло красным, и полковник, которого держал на мушке Намир, упал на обеденный стол с дымящейся дырой промеж лопаток.

Сержант не был уверен, кто выстрелил следующим. Звуки выстрелов перекрывали друг друга. Упав на колени, он обернулся в поисках цели и, увидев офицера с чем-то — может, оружием, может, комлинком, — застрелил его. Бластерный разряд попал в стену у него над головой и осыпал Намира каменной крошкой.

Метнувшись вперед, он спрятался под столом, после чего перекатился, отчаянно отстреливаясь. Нога мертвого полковника заслоняла обзор. Стрельба утихала. Он выбрался из-под стола и выпустил очередь по первой же фигуре в черной форме.

После этого в живых остался лишь один офицер. Намир не сразу понял, куда тот целится, — он прижался к стене в углу и направил бластер куда-то на пол. Затем повстанец увидел какую-то груду у ног офицера. Красавчик стоял на коленях, подвывая от боли, зажимая бедро обеими руками.

Намир прицелился было в офицера, но тут женщина зарычала, и в руке ее сверкнул бластер — она пристрелила имперца раньше. Не глядя на нее, Намир бросился к раненому товарищу.

Он осторожно отвел руки Красавчика и осмотрел его правое бедро. Ткань штанов обгорела, волокна вплавились в почерневшую кожу. Рана была не смертельна, но болезненна. На своих двоих уйти отсюда он не сможет.

Намир осклабился, как он надеялся, в усмешке.

— Хорош ныть, — сказал он. — Уже запеклась. Хочешь еще перевязать?

Хрипло рассмеявшись, Красавчик выругался.

Головня методично заперла все двери в столовую. Намир посмотрел на женщину, которая объявила себя заложницей. Та стояла у стола, поливая себе руки водой из кувшина, словно отмывая их — не от крови, как сначала подумал Намир, но от запекшейся грязи вроде глины. Ее оружие лежало рядом с кувшином.

— Кто вы такая? — спросил он.

Женщина едва удостоила Намира взглядом, вытирая руки о бедра.

— Меня зовут Ивари Челис, — сказала она. — Губернатор Хейдорал-Прайм, эмиссар Имперского правящего совета и, конечно, — тут уголки ее губ чуть приподнялись, словно она улыбнулась своим словам, — в свободное время художник.

Она прошлась между телами, ткнув каждое носком ботинка, словно проверяя, все ли мертвы.

— Конечно, назвать себя заложницей было преувеличением, — продолжала она, — но мне нужно было привлечь ваше внимание.

Подойдя к распростертому на столе полковнику, она наклонилась поближе и, приподняв его за волосы, плюнула в незрячие глаза.

— Вы очень лояльны к своим людям, — медленно и осторожно сказал Намир. Когда Челис обернулась, он направил винтовку ей в грудь.

Женщина не испугалась.

— Они не мои, — едко ответила она. — Моих людей — советников, телохранителей, повара — всех забрали много месяцев назад. Эти же следили за мной по приказу Императора.

Красавчик что-то пытался сказать, но Намир разобрал сквозь заикание лишь слово «повар». Стоявшая у боковой двери Головня глянула на Намира, затем на губернатора.

— Пристрели ее, — сказала она. — Хейдорал этого заслуживает.

Намир нахмурился. Головоломка не складывалась, и он внезапно ощутил всю тяжесть бессонных дней, тридцати часов боя.

— И зачем же вам наше внимание? — спросил он.

— Благодаря повстанцам мои дни в Империи сочтены. — Губернатор улыбалась, но тон ее был едким. — Слышала, вы набираете людей. Я готова присоединиться к вам в обмен на убежище.

Намир держал винтовку наготове. Он не знал, сколько еще охранников во дворце и как скоро они появятся. Сержант пытался оценить, насколько ранение Красавчика замедлит их отступление. Времени гадать, врет она или нет, просто не было.

Послышался низкий электрический гул, за ним мелькнула голубая вспышка. Губернатор открыла было рот, но ничего не сказала. Оцепенев, она упала на пол рядом со своим рюкзаком.

Намир обернулся. В единственных незапертых дверях стоял Гадрен. Оружие в его руках все еще смотрело туда, где только что стояла губернатор. Инородец тяжело дышал, огромные плечи поднимались и опадали.

— Мы потеряли контакт, — сказал он. — Я подумал, что вы в беде. Рад, что волновался напрасно.

Головня смотрела на лежащую женщину.

— Еще дышит, — заметила она. — А чего оглушающим-то?

Гадрен подошел к Красавчику и, осмотрев раны изуродованного шрамами человека, осторожно поднял его с пола двумя руками. Лишь потом он ответил:

— Боялся за заложников. Полноценный разряд мог кого-нибудь убить.

— Нет тут заложников, — сказала Головня. Гадрен кивнул — не то чтобы он понимал происходящее, но осознавал, что сейчас не время для вопросов.

Намир подошел к губернатору и осмотрел ее. Дышала она ровно. Ни конвульсий, ни кашля, ни нарушений сердечного ритма. Парализующие разряды ненадежны, но этот, похоже, свое дело сделал, а значит, женщина оставалась его проблемой.

— Отнесем ее Горлану, — он кивнул Гадрену, — если потянешь еще одного. Не осторожничай.

Гадрен грубо схватил женщину за ворот и перебросил через плечо, придерживая одной рукой. Намир ждал, что Головня возразит, но она просто подобрала рюкзак губернатора, сказав:

— Говорят, похищать имперца — это не к добру.

Намир не понял, шутит она или серьезно.

— Плохие люди всегда не к