Состоявшаяся в январе конференция в Касабланке, на которой присутствовали Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт, дала официальное добро на ковровые бомбардировки немецких городов с целью уничтожения стратегических объектов и деморализации населения. Ничуть не сомневаясь в своей будущей победе, на конференции лидеры союзников также обозначили условия окончания игры: они согласны лишь на «безоговорочную капитуляцию» Германии, Италии и Японии.

Хотя позиции Гитлера были еще довольно прочны — до победоносного наступления русских войск на Берлин оставалось еще почти два года, — к моменту падения Муссолини война уже начала постепенно сказываться на состоянии здоровья пятидесятичетырехлетнего фюрера. Так, например, в начале 1943 года Гитлер заметил у себя нервное подергивание левых конечностей. Его безуспешные попытки побороть эту дрожь, которая, несмотря на все усилия врачей, отказывалась проходить, стала причиной его новой позы: правой рукой он прижимал левую, а левой ногой упирался в ближайший неподвижный предмет. Примерно в то же самое время у него развилась легкая хромота, и он при ходьбе стал немного подволакивать левую ногу.

Хотя вождь Третьего рейха не курил и не употреблял алкоголя, он был ипохондриком по натуре и в эти нелегкие для Германии дни держался исключительно на лекарствах, витаминах, инъекциях глюкозы, гормонах и более экзотических снадобьях. Его личный врач, профессор Теодор Морелль держал в «Волчьем логове» обширный запас лекарств на любой случай. Услугами профессора пользовался не только сам Гитлер, но и его ближайшее окружение. Медицинские опыты горе-профессора, который нередко использовал Гитлера в качестве подопытного кролика, также наверняка внесли свой вклад в ухудшение здоровья главы Третьего рейха. (Ухудшение здоровья Гитлера в последние годы его жизни так и не были никогда точно объяснены. Предполагается, что некоторые симптом свидетельствуют о начале болезни Паркинсона, хотя нельзя исключать и воздействие острого психологического стресса. В период с 1941-го по 1945 год Морелль прописал Гитлеру невообразимое количество лекарственных и якобы обладающих терапевтическим действием препаратов — целых 77!)

Приезжавшие к Гитлеру в его Ставку «Волчье логово» не могли не заметить, как сильно он сдал. 7 июля 1943 года, за несколько недель до свержения Муссолини, Вернер фон Браун, разработчик германской ракетной программы, прибыл в резиденцию Гитлера для личной встречи с фюрером. «Гитлер выглядел ужасно, — вспоминал он. Фон Браун инстинктивно увязал пошатнувшееся здоровье фюрера с неудачами на фронтах. — Я видел его в последний раз в 1939 году. Тогда у него тоже был усталый вид, однако от него исходила некая почти магическая сила. Сейчас же глаза его сияли дьявольским блеском, но лицо было бледным, и он производил впечатление усталого, сломленного человека».

Роммель в разговоре с женой сделал в 1943 году удивительно точное замечание: «Порой кажется, что перед вами умалишенный».

25 июля 1943 года Гитлер, а вместе с ним и вся Германия узнали о перевороте в Италии буквально через несколько часов после того, как тот произошел, хотя правительство Бадольо еще в течение нескольких недель тщательно скрывало подробности. Первые свидетельства того, что по ту сторону Альп дела обстоят не столь гладко, стали известны еще днем на совещании у Гитлера в «Волчьем логове».

Так получилось, что частично это совещание, которое началось около полудня, совпало по времени со встречей между Муссолини и японским послом Синрокуро Хидакой, состоявшейся в Палаццо Венеция в Риме. В тот самый день, когда Муссолини жаловался посланнику Японии на нехватку у Италии военных ресурсов, Гитлер сидел в конференц-зале «Волчьего логова», выслушивая очередную порцию неутешительных донесений военачальников. Согласно одному из них, остро нуждался в переброске резервов Восточный фронт, где вот уже два года кипела титаническая борьба между Германией и Россией.

5 июля немецкая армия развернула новое массивное наступление в Курской области — так называемую операцию «Цитадель», — в котором было задействованы полмиллиона солдат и тысячи танков. Увы, наступление это так и не принесло желаемых результатов. Более того, в середине июля русские предприняли не менее внушительное контрнаступление.

«Провал операции „Цитадель“ — это не просто проигранное сражение, — вспоминал генерал Вальтер Варлимонт. — Он позволил русским перехватить инициативу, и она оставалась в их руках до самого конца войны». Вот какое объяснение дал Муссолини японскому послу в день своего ареста: «Германии и России в срочном порядке необходимо прекратить воевать друг с другом. Дело не в том, что Германия не хочет нам помочь, а в том, что она увязла в боях на Восточном фронте и потому не в состоянии оказать нам какую-либо помощь».

В тот день мысли Гитлера были заняты его извечным противником, Англией (высокомерные островитяне, называл он англичан), которую ему так и не удалось покорить в 1940 году. В субботу вечером, пока Муссолини был вынужден держать оборону в Большом фашистском совете, союзники предприняли массированный воздушный налет на Гамбург, второй по величине город Германии, который стал провозвестником широкомасштабной бомбардировки, известной как операция «Гоморра», целью которой — а англичане ее не скрывали — было уничтожение Гамбурга.

И эту цель им почти удалось достичь. Через два дня, 27 июля, очередной налет на Гамбург стал причиной многочисленных пожаров. Гамбургские пожарники даже придумали им имя Feuersturm, «огненная буря». Температура пламени достигала 1400 градусов по Фаренгейту. В этом адском пламени погибли тысячи мирных жителей и выгорело восемь квадратных миль городских кварталов, что по площади равно половине Манхэттена. Многие люди сгорели заживо, пойманные в капканы бомбоубежищ, другие стали жертвами рек расплавленного асфальта, в которые превратились городские улицы.

Впрочем, 25 июля грядущий ад был для Гамбурга еще впереди. Примерно в половину второго пополудни Гитлер спорил с одним офицером авиации по поводу того, чем Германия, чьи ресурсы таяли буквально на глазах, может ответить на субботнюю бомбардировку и прочие карательные действия со стороны союзников. Поскольку Германия вывела свои субмарины из Северной Атлантики, немцы склонялись к тому, чтобы с самолетов заминировать прибрежные воды Англии, что позволило бы сорвать переброску военных ресурсов из-за океана. Однако Гитлер негодовал по поводу бомбардировки Гамбурга и потому настаивал на куда более жестоком отмщении. Этот разговор был дословно записан стенографистами «Волчьего логова».

«Я уже вам сказал, когда мы обсуждали этот вопрос несколько дней назад, что на террор следует отвечать террором, — заявил Гитлер полковнику Экхарду Кристиану. — Следует нанести ответный удар, а все остальное чепуха. Я убежден, что ваши мины — совершенно бесполезная вещь. Нашему народу от них никакой пользы, а для тех, кто живет по ту сторону моря, они не представляют никакой угрозы. По моему мнению, мы должны задействовать наши самолеты и нанести по англичанам непосредственный удар, тем более, если учесть, какое количество самолетов они поднимают в воздух».

Как это не раз случалось во время войны, первое, что приходило в голову Гитлеру, — желание задавить противника количеством. Увы, в 1943 году эта стратегия была вряд ли применима по причине острой нехватки ресурсов, как материальных, так и человеческих. Полковник Кристиан ненавязчиво пытался отстоять свою точку зрения, например, он указал Гитлеру, что для совершения широкомасштабных налетов на Англию люфтваффе просто не располагает нужным количеством бомбардировщиков, в то время как минирование прибрежных вод произведет на противника «хотя бы косвенный эффект».