— Рыжая? — с неприязнью спросил Сергей.

— Ага. Кто не любит кошек, тот не любит женщин. Теперь нам ясна твоя сущность.

Ниоле унесла вопящую тюрьму в подсобку.

— Хорошенькая, — со знанием дела констатировал Алеша. — Но она не модель.

— В этом проекте часто немодели будут. Готовься морально.

— А где твой камин? — спросила, вернувшись, Ниоле.

— В студии. Там коммунальная кухня была на двадцать семей. Но вот сохранилось буржуйское излишество.

— Ой, прелесть какая… А почему не горит?

— К вечеру запалим. Будь любезна, отдайся…

— А-а?

— …в руки Алексея. Алеша, пооперативнее! Теперь солнце раньше появляется.

Ребята ушли готовиться в маленькую комнатку, приспособленную под гримерку-раздевалку. В студии сделалось тихо, и Сергей услышал, как в подсобке истошно надрывается кошка.

«Хорошо, высоко здесь, а то б эта скотина хор целый собрала бы на подпевки».

Да, план пока не вытанцовывался. Ниоле сегодня у себя задержать не удастся — ей кота этого чертова надо эвакуировать. И они только перешли на ты, она здесь в первый раз… И шкуру для расположения у камина он не нашел… Нет, пока рано. Он решительно тряхнул головой, отгоняя греховные мысли за временной невыполнимостью, и пошел поглядеть, как дела у Алеши.

Ниоле сидела в кресле, накрытая пеньюаром. Ее рыжие кудряшки были разделены на прямой пробор, и Алеша начесывал их, чтобы сделать два больших валика — как на развороте книги, стоявшей у зеркала. Вид у Ниоле был довольный.

— Ну, как ощущения?

— Здорово. Руки у Алешки — просто чудо.

— Не вертись, — процедил Алеша сквозь зубы.

— А сосулька моя готова? — не унималась Ниоле.

— Да, я распечатал. В конце сессии получишь. В качестве гонорара. Работайте.

Сергей пошел ставить камеру и варить кофе. Его гости охотно пили кофе, сваренный в песчаном мангале, — уж это он умел. Он сделал три чашки и понес их своим «рабам». Он великодушный рабовладелец. Кто хорошо работает, тот…

— А это что? — Сергей от неожиданности чуть не уронил поднос.

— Как заказывали…

Алеша запудрил лицо Ниоле и так довольно бледное, почти до мучной белизны.

— Лизка Тюдорова так и мулевалась.

— Ага, — чуть кивнула Ниоле. — Так все и было. Леша — он классный!

— Ну вы спелись, братаны, как я погляжу!

— Мии-ау, мии-ау! — тихонько запела Ниоле.

Сергей поставил поднос и, не говоря ни слова, вышел. Он почувствовал, хоть это и было глупо, что ревнует Лешку потому, что тот так близко к Ниоле. Рассматривает ее, трогает за волосы… Потом еще будет помогать надевать громоздкое платье.

«Тьфу, черт, о чем я думаю. О деле надо, о деле…»

Досадуя на самого себя, Сергей выставил свет, сделал пару срочных звонков и решил проведать спевшихся.

— Ой, сюда нельзя! — взвизгнула Ниоле, когда он стал открывать дверь.

«Ага, пацана она вот не стесняется! — снова нехорошо екнуло у него в груди. — Ну, это вроде как по работе… Интересно, что-то на этот счет в ее исследовании имеется? Кто, кого и при каких условиях стесняться должен…»

— Серега, а Серега? — вмешался в его душевные переливы петушиный голос Леши. — Работу прими!

Сергей оглянулся. Стилист вел, держа за руку, как в полонезе, Ниоле, одетую в бархат. На голове, в ложбинке между валиками волос, была прикреплена какая-то блестящая штука, сердечком спускавшаяся на лоб.

— Как, подходяще?

— Подходяще, — задумчиво ответил Сергей.

— Со всем возможным соблюдением исторической правды, — сказала Ниоле, едва шевеля густо накрашенными в тон платью губами.

На ее белом лице красовались два ярких пятна румян. Глаза, не обведенные контуром, и без туши казались маленькими и подслеповатыми.

— Ну, раз специалисты единодушны во мнении, приступим. Леша, еще тут побудешь?.. Давайте, ваше королевское величество, на середину. Свет на вас подкорректируем.

Сергей пришел в свое обычное состояние — когда он не видел даже, одета ли девушка, и если одета, то во что, — главное, что из этого можно слепить. Он начал командовать Ниоле, словно она была профессиональной моделью, — подними подбородок, лицо в три четверти влево. Она довольно сносно все это проделывала, и он спросил, переставляя софит:

— Ты что — в школе моделей училась?

— Нет, просто видела, как мои девочки работают, — ответила Ниоле, поводя плечами, — наверное, устала.

У Сергея на камере закончилась карта.

— Все, перерыв, — сказал он, отрубая большой свет.

— Грим поправлять? — осведомился молчавший все время Алеша.

— Глазки чуть подрисуй. И румянцы эти чахоточные растушуй поестественнее. Я пару-тройку крупешников сделаю.

«Для внуков».

— Лешечка, а ты мою Пусю не причешешь? — спросила Ниоле, сидя на табуретке с закрытыми глазами, пока он запудривал ей пятна на скулах.

— Чё ж не почесать… Все при деле.

— Только не здесь!!!

— Да не боись ты, аллергик хренов.

Ниоле фыркнула, так же не открывая глаз.

— Я в кладовку пойду, — меланхолично добавил Леша.

Сергей переставил камеру пониже и включил свет. Ниоле выглядела прелестно, более естественно и жизнерадостно.

— Королевское величие изобрази по мере возможности… Величие, а не спесь… Скажи себе мысленно: «Мы, божьей милостью королева Великобритании…»

— Она всю жизнь Марии Стюарт завидовала.

— Неужто? Тогда изобрази это.

Изобразить королевскую зависть Ниоле тоже не сумела, но Сергей сделал дюжину ее портретов. Появился Леша с железной расческой, сосредоточенно рассматривавший царапины на руках.

— Шерсть с себя в толчок стряхни, — зажимая нос ладонью, погудел Сергей.

— Да я всю кошку туда бы спустил… Царапается, зараза.

— Вы что, зоомазохисты, сговорились? Моя Пуся — чемпионка Москвы!

— По бегу за котами? — спросил Сергей.

— По красоте!

Ниоле умильно улыбнулась:

— А сфотографируй нас с Пусей? Елизавета — она кошек любила…

— Давай живо. Пока меня еще не проняло.

Ниоле, подхватив подол пальчиками, унеслась в подсобку за реквизитом. Сергей отметил, что она совершенно освоилась с костюмом. Значит, освоится и с его отсутствием…

Вернулась модель с кошкой на руках. Кошара была большая, мохнатая, медно-рыжая и с белым пузом. Она таращила желтые глаза и гнусно выла.