Двигая руками осторожно и плавно, чтобы не делать волн, мешающих обзору, он посмотрел вниз. Сомнений не оставалось. Внизу, на трехметровой глубине, покоилась человеческая рука, косо отсеченная по линии запястья. Пятерня, несомненно, принадлежала взрослому мужчине плотного сложения. Масти он был рыжеватой и, как показалось Юрьеву при ближайшем рассмотрении, отличался обилием веснушек. Если…

Если это не были брызги крови.

Вздор, сказал себе Юрьев, снова погружаясь на глубину. Вода смывает кровь. И следы она тоже смывает.

Зависнув вниз головой, он сделал несколько расчетливых гребков, чтобы приблизиться к находке, не подняв тучи песка. Ладонь никуда не делась. Она действительно лежала на дне тыльной стороной вверх. Рядом суетились два маленьких юрких краба, терзающих лохмотья кожи. Судя по характеру повреждения, рука была не оторвана и не отпилена, а отсечена каким-то острым предметом. Вряд ли это был топор, сабля, турецкий ятаган или японский меч катана.

Вынырнув, Юрьев почти не сомневался, что руки неизвестный лишился в отчаянной схватке с противником, вооруженным ножом. Он даже нож себе приблизительно представлял. Широкий прямой клинок с плавно изогнутым острием – безотказное, бесшумное оружие подводного пловца. Не тот псевдоармейский нож, который преподносится рекламой как «идеальное холодное оружие, прошедшее сертификацию для элитных частей специального секретного десантно-штурмового суперподразделения суперморских суперкотиков». Нет. Какой-нибудь стандартный «кабар» из арсенала морских пехотинцев США, применявшийся еще во время Второй мировой войны и снискавший себе такую же грозную славу, как автомат Калашникова. Узкая, тщательно заточенная полоска нержавеющей стали, способная перерубить толстый сук и человеческую кость.

С одинаковой легкостью.

С профессиональным мастерством.

Но откуда взяться диверсантам на болгарском курорте? Повернувшись в сторону яхты, Юрьев не заметил ничего похожего на радары, пулеметы или зенитки. Обычное прогулочное судно с компашками людей на палубе. Они не собрались вдоль борта, наблюдая за человеком, заплывшим далеко в море. Хотя все может быть.

Отдышавшись, Юрьев набрал полную грудь воздуха и нырнул в третий раз, подавляя позывы к рвоте. Пришлось приблизить лицо к страшной находке почти вплотную, чтобы рассмотреть детали. Зачем? Юрьев не сумел бы ответить на этот вопрос. Пары секунд хватило, чтобы увидеть на мертвых пальцах золотой перстень и золотое же кольцо – обручальное.

Юрьев поспешил на поверхность и, улегшись на спину, погреб к берегу. Небо вверху было синее, яркое. Не верилось, что под этим небом могут происходить столь дикие, столь страшные вещи. Это не укладывалось в голове. Не поддавалось логическому осмыслению. Не вписывалось в общую картину светлого, солнечного утра.

Но, к своему несчастью или счастью, Юрьев отлично знал, как обманчив окружающий мир, каким хрупким и ненадежным бывает он на самом деле. А еще он знал, что жуткая находка и будущее задание каким-то образом взаимосвязаны. Одним словом, отдых закончился.

Доплыв до берега, Юрьев с трудом добрел до своих вещей, плюхнулся на полотенце и подпер подбородок кулаком, не отдавая себе отчета, что копирует классическую позу «Мыслителя» Родена.

«Что же это получается? – спрашивал он себя. – Жил-был крупный рыжий мужчина, которому ни с того ни с сего вдруг взяли и оттяпали руку. Или – за дело. Заманили в море и…»

Юрьев раздраженно почесал переносицу. Нет, конечно же, никто мужчину в море не заманивал, потому что искалечить его можно было на берегу. Либо на лодке. Либо…

Юрьев посмотрел в сторону яхты, почти неразличимой в сверкании солнечных бликов. Если до сих пор она вызывала недоумение, то теперь словно излучала угрозу. Или у Юрьева разыгрался приступ паранойи, профессиональной болезни всех разведчиков? Он ожесточенно помотал головой, разгоняя мрачные мысли, и уткнулся лбом в поднятые колени.

– Плохо? – участливо спросил мужской голос.

Юрьев поднял глаза и увидел перед собой пожилого болгарина, заправляющего пляжным аттракционом и спасательной службой. Молодые подчиненные звали его Папá, с ударением на последнем слоге, на французский манер. На его плече была вытатуирована Эйфелева башня, он никогда не расставался с зеркальными солнцезащитными очками и мобильным телефоном, прицепленным к плавкам. Как большинство жителей Албены, он прекрасно говорил по-русски, хотя обожал вворачивать словечки иностранного происхождения, звучащие в его произношении как «абсолутно», «глобаль», «эффектив», «колоссаль».

Выигрывая время, Юрьев встал, проделав это с несвойственной ему медлительностью.

Сообщить болгарину о страшной находке? Попросить вызвать полицию? Но каковы будут последствия? Не исключено, что конечность несчастного давно унесло прибрежным течением, и тогда «руссо туристо» Иван Юрьев предстанет перед албенскими полицейскими полным идиотом. В лучшем случае предположат, что он перегрелся на солнце или перепил анисовой водки. В худшем – сообщат об инциденте российскому консулу и порекомендуют определить Юрьева в психиатрическую лечебницу. Если же ему все-таки поверят и чудом обнаружат улику, то Юрьеву придется давать свидетельские показания, подписывать протоколы и заполнять анкеты, а он не имел права привлекать к себе повышенное внимание блюстителей порядка. Общение с ними чревато срывом встречи со связным. Рассказывай потом начальству про руку на дне. Проваленная операция может стоить карьеры, а переквалифицироваться в дворники Юрьев готов не был. При одной мысли об отставке у Юрьева возникло чувство, напоминающее изжогу. Моральную.

– Плохо, – подтвердил он, вымученно улыбаясь.

– Алкоголь синдром? – нахмурился Папá.

Ах, если бы причиной было банальное похмелье!

– Да, – соврал Юрьев. – Небольшой перебор вчера случился.

– Не рекомендуется делать миксы.

– Гм, миксы?

– Смеси, – подобрал синоним Папá. – Кто не мешает с пивом мастику или ракию, у того голова болеть не будет.

«Будет, – мысленно возразил Юрьев. – Она уже болит, голова. Раскалывается от тревожных мыслей».

Мимо прошла супружеская пара преклонного возраста. Немцы, как определил Юрьев, были обряжены в пестрые одежды и весили вместе центнера два. Толстенные, порозовевшие от солнца, с тяжело колыхающимися телесами и кривыми ножками, они походили на мультяшных слонов или бегемотов. Но забавными они Юрьеву не показались. Он бессознательно взглянул на руку немца, прикидывая, какую силищу и точность необходимо приложить для того, чтобы отсечь ее одним ударом. К горлу подкатил ком. Юрьев провел ладонью по глазам, прогоняя видение, подброшенное мысленным взором.

– Давно хотел спросить вас, – сказал он, вставая, – в здешних водах водятся хищные рыбы?

– Как же иначе? – удивился Папá.

– И чем они питаются? Кем? – поправился Юрьев.