площади. Инсибиди танцевал. В танце он смотрел в глаза короля и в глаза всех вождей. Один из них даст ему знак. Никто не знал, кто даст ему знак. Они решили это, когда шептались между собой.

Палач танцевал, пока не увидел жест руки. Тогда он приблизился к убийце и коснулся его груди концом мачете. Он снова танцевал и в следующий раз коснулся его шеи ножом. Он в третий раз коснулся убийцы, и другие мужчины вскочили, схватили убийцу, взяли пальмовую веревку и привязали его к убитому лицом к лицу, чтобы он не мог пошевелиться.

Когда палач коснулся убийцы своим ножом, это был знак, что он уже мертв. Поэтому они обвязали веревку вокруг его шеи и вокруг шеи убитого. Они обвязали веревкой его тело и тело убитого. Они связали руки убийцы и убитого одной веревкой. Его ноги связали с ногами человека, которого он убил. И они оставили его так. Его нос касался носа мертвого. Его губы касались губ мертвого. И так его оставили.

Король и вожди говорили о других вещах и смотрели, как корчится убийца.

Иногда, когда человек силен, а тот, кого он убил, мал, человек может подняться и пройти немного с телом. Но если труп тяжел, он так и будет лежать, пока не умрет.

Если он просит воды, никто не смотрит на него, потому что он мертв с того момента, как мачете в первый раз коснулся его. Они говорят:

– Зачем мертвецу вода?

Если он просит ослабить веревки, никто не смотрит на него. Они говорят:

– Зачем развязывать мертвеца? Другой мертвец не плачет, так почему же плачет этот?

И они оставляют его так.

Но люди смотрят, пока он не умрет. Долго ли? Иногда он умирает на следующий день. Иногда через два или три дня. Долго он не живет.

Люди терпят запах лошади, коровы и других тварей, но человек не может терпеть в ноздрях своих запах гниющего тела.

Глава III

Когда они судили человека, который украл волос леопарда, настало время срезать траву, чтобы она не глушила кукурузу. Прежде чем трава высохла и ее можно было сжечь, мой дед заболел в своей деревне. Как он заболел, Куджо не знает. Я был маленьким тогда и не знаю, почему он умер.

Но Куджо знает, что отец взял его с собой в деревню своего отца. Я не видел его, после того как он умер. Они сразу же похоронили его, чтобы ни один враг не смог увидеть его лицо и повредить его духу. Они похоронили его в доме. Они разрыли глиняный пол и похоронили его. На земле Африки мы говорим:

– Мы жили с тобой, когда ты был жив. И мы не можем жить с тобой, когда ты умер.

Поэтому они хоронят человека в его доме.

Гроб ставят так, словно он здесь. Люди приносят ему подарки и кладут их в гроб. Первая жена стоит в головах. Когда кто-то приходит, она плачет. Она плачет и поет песню. Другие жены приходят и плачут с ней.

Когда мы пришли, главная жена моего деда поднялась от изголовья гроба и сняла покрывало со своего лица. Другие жены тоже сняли покрывала. Главная жена, она плакала очень громко и говорила:

– Прошло сорок лет, как он женился на мне, а теперь вы видите меня вдовой. Только вчера он заботился о своих женах и детях, а сегодня он лежит, и ничего ему не нужно!

Отец мой сказал:

– Земля съедает все лучшее.

И потом он тоже заплакал. Главная жена плакала с ним, и другие жены плакали и громко кричали:

– Айай, айай, айай!

Главная жена сказала:

– Он был хороший человек.

И мой отец сказал:

– Это правда, все знают это.

Потом мы сели на пол, жены закрыли лица и успокоились.

Люди жалели, что он умер. Они приносили подарки и смотрели на гроб. Они пили пальмовое вино и печально пели ему песню: «О тодо о ва нло я ли Оурран, к-нии рара, к-нии роро».

Потом кто-то еще пришел, и главная жена поднялась и снова стала плакать. Было очень грустно. Они видели, что головы всех жен обриты. Они видели, что жены закрыли лица. Понимаешь, все очень грустили.

Первая жена плакала и говорила:

«Как давно мы поженились?

А теперь я всего лишь вдова.

Муж, который знал, как заботиться о женщинах,

Муж, который знал, как построить дом,

Муж, который знал все секреты женщин,

Муж, который знал все, что нужно,

И давал без просьб и настояний —

Как давно мы поженились?

А теперь я всего лишь вдова».

Они называли моего деда смелым человеком и восхваляли его. А потом они плакали и пели другую песню:

«Кто уронил лист с дерева дат

(сладкий кустарник),

Мы все еще чувствуем его запах.

Кто убил нашего мужа,

Мы никогда не забудем».

Жены так плакали каждый раз, когда кто-то входил. Когда никто не входил, они сидели спокойно. Два года они будут вдовами. Один год вода не будет касаться их лиц. Они будут умываться только слезами. На земле Африки женщины так оплакивают мужа, понимаешь.

Весь день и всю ночь приходили люди, и каждый раз, когда кто-то входил, женщины плакали.

Коссула замолчал и задумался. Я знала, что он погрузился в воспоминания, и не хотела его тревожить, поэтому поднялась, чтобы уйти.

– Сегодня ты уходишь очень быстро, – заметил Коссула.

– Да, – кивнула я. – Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Я хочу, чтобы ты позволил мне прийти и снова говорить с тобой.

– Я не против. Можешь приходить ко мне. Куджо любит компанию. А сейчас я пойду поливать виноград. Если найдешь на дереве спелые персики, можешь взять домой.

Я приставила к дереву лесенку и поднялась, чтобы сорвать несколько розовых персиков. Куджо увидел меня у ворот и вежливо попрощался.

– Не приходи до следующей недели. Мне нужно полоть сорняки в саду.

Глава IV

Между моими визитами к Коссуле прошло шесть дней, и я начала беспокоиться, захочет ли он снова говорить со мной. Отправляясь на юг, я купила два вирджинских окорока и один решила взять с собой. Коссула был очень доволен – он ничего не сказал, но я видела выражение его