Ключи были на месте, Паша взял связку и вернулся к железной двери. Она была немного приоткрыта, видимо, кто-то из придурков придерживал, подставив ногу, но с этим Паша справился, резко нажав на дверь рукой, а потом плечом, навалился всем телом, одновременно вставляя ключ в замочную скважину.

Уже после того, как он провернул ключ — для уверенности несколько раз, он услышал стук. Довольно глухой, дверь была — тот ещё бундес-бункер… К тому же за спиной Паши зазвучала музыка…

Толстый, низкорослый, квадратный какой-то… сорокалетний, наверно, мальчик в клетчатой кепке и массивных роговых очках приступил к работе…

Бар был маленький — танцевать особо негде, но диджеи, тем не менее, каждый вечер туда исправно приходили и приносили с собой квадратные чёрные чемоданчики или серебристые и честно пахали винил до последнего посетителя… Не очень громко, фоном так… Но стук в толстую дверь… в тупике коридора… в самом баре… благодаря этому фону — не будет слышен…

И диджей, хоть он и стоит ближе к двери, тоже не услышит — он в наушниках…

Переступив некую черту, Паша сравнительно легко решился на следующий шаг: он не стал вешать ключи обратно, а положил их к себе в карман. Думал было отделить тот, что от кухни, прихватить только его, но потом решил, что там могут быть два дубликата, некогда ему их было сверять-прикладывать…

Он вдруг услышал слова той песни, что поставил диджей…

Но надо сказать, что он не слишком-то удивился, потому что, несмотря на молодость, Паша был знаком со «сгущенкой», как он называл эти зоны концентрации совпадений, не понаслышке… Паша знал, что туда — на сгибы «как бы двойного бытия» или складки субстанции… которая в эти моменты — как сон в руку, только наоборот — из руки… Что туда можно попасть где угодно и когда угодно, а тут он ещё и «пыхнул» предварительно, так что вообще ничего удивительного… не было в том, что диджей поставил эту песню:

Let me sleep all night in your soul kitchen

Warm my mind near your gentle stove

Turn me out and I’ll wander baby

Stumblin’ in the neon groves[6].

Паша только тихонько повторил: «I let you, I let you», но на другой мотив — «Мишели» Битлов… подошёл к стойке, положил на неё десять евро, помахал рукой в том смысле, что сдачи не надо, и вышел из заведения.

«Их не скоро отопрут, — думал он, на всякий случай всё-таки ускоряя шаг, — и хорошо, пусть посидят — будет время подумать, как шутить, с кем, когда… ну да и разберутся там наконец… с этой своей брызгалкой, а заодно и с кошкой Шрёдингера…»

В голове у него уже заработал «внутренний диджей», не слишком отличавшийся, надо сказать, от внешнего — он там поставил ещё одну песню The Doors… А потом уже Паша достал «внешний» источник, маленький MP3, вставил в уши наушнички, похожие на беруши, и включил альбом под названием «Террариум», который давеча скачал у Ширина. Подбив ногой пустую банку из-под «рэд була», он услышал голос Бутусова: «Гибрал-тар, Лабра-дор, из трубы свисает вор…»

* * *

«Знаешь, что мне это напоминает?»

«Нет, откуда мне знать? Это ты у нас тёртый перец… тебя то зарывали, то закрывали… тебе теперь в каждой ситуации , наверно, мерещится… что это уже было».

«Я имею в виду не ситуацию… Да какая там, в пизду, ситуэйшн, Глеб, откроют нас сейчас, курить кто-то пойдёт из этих их „своих“ — и отопрут».

«А Пашечку где искать? Ведь не догоним, сука-блядь, он уже дворами, дворами… Вот какая теперь изоляция транзакции…»

«Да хуй с ним. Я уверен, что он на самом деле ничего не слышал… Да и слышал бы, не запомнил».

«Так, а на хуя было тогда всё это?»

«На всякий пожарный, Глебушка, я уверен-то уверен, но и на старушку бывает шняга… Акция устрашения не повредит — да ты же сам так сказал, ты — первый, забыл, что ли?»

«Ну вот тебе, блядь, и транс-сакция… Устрашили, нах. Смешно, да? Замуровал нас лох в лохотроне… Эта труба, смотри, желоб, как для шариков лото, по которому скатываются… Ну только шарики большие… Да, так а что тебе это напоминает, ты говоришь?»

«Да вот это всё — вот и вот… Всё из железа, б… все дверцы, приборы какие-то, компасы, стрелки… Похоже на рубку звездолёта».

«Ой, я не могу… Я думал, карцер тебе это напоминает… Но компас в звездолёте — это круто, Петь».

«Да какой карцер, ты вообще видел…»

«Нет, не видал и не нюхал… Петь, ты чего? Что мы такого нюхали, чтобы в звездолёт попасть? Ой, я не могу…»

«Да из книжки, дурачок… в детстве я такую книжку читал, понял… как они полетели с собачкой Тимошкой, или Тотошкой… я ещё помню: в анабиозе они все были во время полёта, в саркофагах таких…»

«Ой, я не могу… „Чертежник Синицын, устав на работе, желая скорее уснуть, всегда представлял себя в звездолете, летящем сквозь Млечный Пу-у-ть…“»

«А это ещё откуда пурга?»

«Песня на стихи Казакевича, ну банда у нас была в школе, ВИА „Фабрика снов“… Я в конце ещё там такое соло заделывал, закачаешься… И ударник у нас был боец, вот так вот, трам-там…»

«Да оставь ты черпак, ложечник, б… Или лучше в дверь им поколоти, чтоб открыли! Вот так. Ещё! Ещё!»

«Не слышат… Щас передохну и продолжу… А дурь ничё так…»

«Ну вот, то была фантастика такая научная, для детей…»

«Ты о чём?»

«О звездолёте, нах. Там рисунков было до хрена чёрно-белых, и вот точно такая же рубка была у их звездолёта, понял, да?»

«Я всё понял, Петя, я всё понял…»

«Хватит ржать».

«А если серьёзно, Петь, то у меня совсем другие ассоциации».

«Какие другие?»

«Холодильники в трупарне… Вот такие вот там камеры хранения…»

«Да пошёл ты…»

«Ага. Но мы вместе… Причём сам знаешь в каком».

«Не п…ди… Сейчас откроют. Эй вы, боши, гребаные фашисты, открывайте, нах..! Ахтунг, ахтунг! Русише танки!»

«Неужели не слышат?»

«Хэ зэ. Может, он с ними в сговоре? Настучал Пашечка, там, мол, русский мафия сидит, полицию зовите, улов будет ого-го…»

«Нет, я не думаю. Он же нелегал, да? Ну и на хрен ему полиция эта сдалась, если так подумать».

«Хэ зэ! Но вот что… волыну надо бы скинуть на всякий случай… если нас отопрут и впрямь менты».

«Но куда, б… Просто в ящик положить?»

«О, стучат! Ну, ну, ну?!»

«Похоже, они тоже не могут открыть. Павлик ключик с собой прихватил… Хорошо, что машина у Гофмана только завтра… Ну, открывайте, вы! Вшивые боши!»