Серия еще не вышла, но оказалось, у меня уже есть поклонницы. Пара из них написали мне. Одну звали Тая. Я посмотрел ее профиль — блондинка, высокая. Ответил ей.

— У меня проблемы, — сразу же написала Тая.

«Вот это начало», — подумал я, хотя не особенно удивился. Среди фанаток нет здоровых людей, это я знал еще до того, как стал актером.

— Ты обратилась по адресу, — ответил я.

— Через два часа у меня операция под общим наркозом, — написала Тая.

Я долго не отвечал, потому что в самом деле не знал, что ответить. Сварил овсянки, поотжимался, но ясности не наступило. Тем временем она написала опять сама.

Выяснилось, что у нее внутреннее кровотечение. Увидела тизер сериала еще месяц назад, но все не решалась написать, и вот, в опасной ситуации набралась смелости.

Я посмотрел ее профиль, фотографий было немного, штук пять. В самом деле, она была ничего. Я написал ей:

— А ты красотка.

— Правда? Или это чтобы меня подбодрить?

— Нет, в таких вопросах я стараюсь быть честным.

Мы пообщались еще немного, а потом она спросила:

— Можно я позвоню тебе?

Я подумал и написал, что да, пожалуй, и дал свой номер. Только поговорить нормально не получилось: она была как будто в бункере.

Мы попрощались, а потом она написала, что пришли анализы и они оказались хорошими, и оперировать ее не будут. Мне показалось это довольно странным, но ладно, это же хорошо. Она написала, что, раз уж у нас возникло живое человеческое общение, то можно и встретиться как-нибудь. Правда, она жила не в Москве, а в Минске, но это, быть может, и к лучшему. И написал ей:

— Приезжай.

Новая любовь вместо старой, это должно сработать. Во всяком случае, выкину из головы Кристину хоть на выходные.

Встретил на Белорусском вокзале — хотел сразу взять за руку, да и поцеловать, чего тут такого, надо осваиваться в новой богемной роли, но нет, ручонки потели, сердце стучало, ну и вообще, чувствовалась некоторая неловкость.

Тая была в косухе и ярко-желтой юбке, с сумочкой, в которой едва ли могло уместиться что-нибудь, кроме косметички. Глаза у нее были веселые и слегка безумные, как я и предполагал. Тело — субтильное, почти мальчишеское, и прическа была растрепанной и короткой. На фотографиях в профиле у нее были длинные волосы.

— Смотги, я научилась выговагивать букву «р» как ты, — сказала она, бросившись мне на шею.

— Вот это удача.

Ее волосы пахли чем-то фруктовым, вероятней всего, грушей. Или же это была какая-то смесь на основе груши, мне не удалось определить.

Она спрашивала меня, как мне удалось пройти кастинг, и сложно ли было играть в постельной сцене, и сколько платили за один съемочный день. Ей просто не верилось, что она видит меня по-настоящему, — она озвучила эту мысль несколько раз.

Внезапно меня охватило чувство глубокой тоски, я понял, что допустил чудовищную ошибку, которую необходимо немедленно исправить. Что и было не без труда проделано.

У Таи был очень неодобрительный взгляд, когда я посадил ее на обратный поезд.

* * *

Жука уже съехал от меня к этому времени, и сначала я просто не хотел идти на показ. Думал сказать, что перепил и забыл. Никто бы не удивился и, думаю, не обиделся. Я представлял, что встречу всех своих комментаторов вживую, и от этого становилось гадко. Я видел себя осмеянным, в гнилых помидорах с ног до головы. Но вдруг почувствовал, как будто кто-то несильно и крепко взял меня за запястье, и потянул туда. В каком-то полубреду я оделся за пару минут и вышел из дома.

Народу в зал набилось очень и очень много. Я смотрел на белое полотно, прозрачно-бледное. Через пару минут на нем появлюсь я. Из колонок будет звучать мой голос. Люди будут сидеть. Не все. Кто-то не станет сидеть и сразу уйдет из зала. Возможно, титров дождется лишь меньшинство. Возможно, кто-нибудь схватит Жуку за воротник и будет требовать вернуть ему деньги. Я сел в первом ряду, который был практически пуст, никто не решался сесть поблизости. Фильм начался, я обхватил руками голову и, сунув ее между ног, сидел, бормоча, чтобы не слышать своего голоса. Только когда Жука потряс меня за плечо, я очнулся. Уже был включен свет, и полотно было таким же бледно-белым. Жука стоял перед зрительным залом с мужественной улыбкой, как перед расстрелом. Я встал рядом с ним. В зале была тишина. Никто не произносил ни слова. С задних рядов стали потихоньку уходить. Была толкучка и духота, и Жука предложил, чтобы все, кому нужно уйти, ушли, а через пять минут мы обсудим пилот с теми, кому это будет интересно.

Люди стали покидать зал, и среди прочих затылков и лиц я увидел лицо Кристины. Лицо промелькнуло в толпе очень быстро, но я не сомневался ни секунды в том, что это была она. Я стал продираться через толпу, но дело шло очень трудно. Какой-то парень набросился на меня, и стал расспрашивать, занимался ли я сексом по-настоящему, а если да, встал ли у меня. Я рвался, он не выпускал. Люди вытекали из двери бурным потоком, Кристины не было среди них. Я вышел на улицу. Люди курили, и удивленно смотрели на меня.

— Эй, Антон Секисов, может, ты и настоящий русский интеллигент, но ебля тебе не удалась, — сказала румяная девушка в зимней шапке. Кристины нигде не было, сколько я ни метался по двору. Люди хлопали меня по плечу, люди смеялись. Кто-то предложил глотнуть не пойми чего из фляжки, и я глотнул.

Вернувшись в зал, я застал там одного Жуку. Жука сидел на полу, и мы встретились взглядами. Его взгляд совсем ничего не выражал. Нужно было что-то сделать или сказать, но я просто стоял, а он просто сидел, и ничего не происходило. Никто не возвращался к нам.

— Мы развелись с женой, — сказал Жука.

— Что?

— Я забыл об этом упомянуть. Расстались еще весной, а недавно вот отнесли заявления.

Я уселся рядом с ним на полу.

— И как ты?

— Нормально. Начал пить антидепрессанты, перестал думать о ебле на какое-то время… И видишь, куда это нас привело?

— Их с алкоголем мешать не стоит.

— А, — Жука посмотрел на свою бутылку пива, в которой