– Трудно поверить, что вы в состоянии долго воздерживаться от беседы, – лукаво сказал маркиз, явно желая подразнить свою недавнюю спутницу.

Чэрис засмеялась. Ее ниспадавшие до пояса локоны заструились светлыми ручейками.

В комнату вошла. Аджанта с тяжелым глиняным кувшином в одной руке и большим блюдом в другой. Маркиз принял кувшин с напитком, который фермеры обычно готовят для своих батраков. Аджанта поставила блюдо на стол и вышла. Чэрис принесла маркизу стакан, и, пока тот наливал сидр, появилась Дэрайс, которая вела за руку высокого мужчину. Взглянув на него, маркиз понял, что именно так и должен выглядеть отец столь очаровательных детей.

В молодости священник, очевидно, был удивительно красив. И даже сейчас, несмотря на седину и морщины, внешность его была очень приятной.

– Здравствуйте, сэр! Моя младшая дочь сказала, что вы выручили Чэрис из какой-то неприятности.

– Из крушения почтовой кареты, папа, – сказала Чэрис, прежде чем маркиз успел ответить.

– Дорогая моя! Пожалуйста, не пользуйся больше этими дилижансами! Они несутся по узким дорогам, ничего не разбирая на своем пути. Тысячу раз предупреждал тебя об этом.

– Я согласен с вами, но мне удалось все уладить, и ваша дочь нисколько не пострадала, – сказал маркиз.

– Очень рад этому. Позвольте узнать ваше имя.

– Стоу, – ответил он, в ожидании привычной реакции, когда сперва его узнавали, а затем начинали восхищаться, и был несколько обескуражен ответом священника:

– Огромное спасибо, мистер Стоу! Надеюсь, вы разделите с нами ленч. Меня зовут Тивертон.

В этот момент со стопкой тарелок вернулась Аджанта.

– Папа, мы уже приглашали мистера Стоу к ленчу, однако он сказал, что сыт и только хочет выпить стакан сидра.

– Не очень-то гостеприимно! Я бы предложил вам что-нибудь покрепче сидра, но боюсь, что у меня нет достойного кларета. Если уж и пить спиртное, то самого лучшего качества.

Маркиз улыбнулся:

– Я придерживаюсь того же мнения, но этот сидр мне очень нравится. Видно, ваш, домашний.

– Из собственных яблок. Я думаю...

– Папа, пожалуйста, иди к столу, – прервала его Аджанта.

– Мы и так запоздали с ленчем, пока ждали Чэрис. Ты можешь опоздать на похороны.

– Похороны? Что, сегодня будут похороны?

– Конечно же, папа. Хоронят мистера Джарвиса. Ты не должен забывать о таких вещах.

– Конечно, не должен, – рассеяно сказал священник и сел во главе стола.

Маркиз опустился на стул рядом с ним, поняв из разговора, что глава семейства имеет склонность манкировать службой на похоронах и прочими своими обязанностями.

– Насколько я понял, сэр, вы пишите книги, – сказал он.

Тивертон оживился:

– Я как раз сейчас работаю над самым интересным местом и ужасно раздражаюсь, когда меня отвлекают.

– А о чем вы пишите?

– Я сравниваю все религии мира. Это удивительно интересный предмет, удивительно интересный! Я работаю над шестым... простите, седьмым томом!

– Когда папа писал о греках, то меня при крещении нарекли Чэрис, – вставила обладательница этого имени из-за спины маркиза.

– А вашу сестру? – Маркиз посмотрел на Аджанту. Она сидела спиной к окну и ее золотые волосы, казалось, излучали свет. Маркиз подумал, что девушка похожа на одну из греческих богинь, но не мог сообразить на какую.

– Аджанта родилась, когда папа изучал индийские религии, Дэрайс, когда он занимался персами, а Лиль, когда писал о католицизме во Франции.

– Вы поставили перед собой грандиозную задачу, сэр, – сказал маркиз священнику.

– Но она так увлекательна! Уверяю вас!

– Ваш сын пойдет по отцовским стопам?

– К сожалению, нет. Он сейчас обучается в Оксфорде и, судя по письмам, его интересы далеки от академических.

– Я уверена, у Лиля скоро проснется интерес к науке, – сказала Аджанта.

По тому, как она вступилась за Лиля, маркиз догадался, что девушка, очень любит брата.

Аджанта принялась раскладывать приготовленное ею кушанье по тарелкам. Это было кроличье жаркое, приправленное травами, луком и свежими грибами. Вдохнув его аромат, маркиз слегка пожалел о своем отказе. Он потягивал сидр и наслаждался картиной семейного уюта, отметив про себя, что Дэрайс смотрит на него так же восторженно, как и Чэрис. Девочка была очень похожа на маленьких бело-розовых ангелочков работы Буше.

Он улыбнулся ей через стол, и Дэрайс спросила:

– А правда вы очень-очень богаты?

– Такие вопросы задавать неприлично, – резко заметила ей Аджанта.

Маркизу же вопрос показался забавным.

– Ну почему же? Отчего вы решили, что я богат?

– Потому что у вас четыре лошади. А чтобы покупать лошадей и содержать их, нужно много денег.

Маркиз рассмеялся:

– Я это каждый раз и сам вспоминаю, когда приходится подписывать счета.

– Мое семейство, – сообщил Тивертон, – мечтает о верховой езде. Но мы можем позволить себе только одну лошадь под седлом. Еще одна нужна для двуколки, на которой я посещаю паству. Поэтому им приходится ездить по очереди.

– А Дэрайс жульничает. Она всегда заставляет Аджанту уступить ей свою очередь, – сказала Чэрис.

Дэрайс посмотрела на сестру и, глядя на маркиза, произнесла кротким, ангельским голоском:

– А тот, кто ябедничает, тот поступает не просто нехорошо, а подло.

– Дэрайс права, – подтвердила Аджанта. – К тому же мы не должны обсуждать наши семейные деда в присутствии мистера Стоу.

– Но мне интересно, – запротестовал маркиз. Он решил бросить вызов Аджанте, и по тому, как девушка посмотрела на него, можно было понять, что вызов принят.

– Уж не знаю, что здесь может быть для вас интересного, – холодно сказала она..

– Охотно объясню. Мне приходилось много путешествовать, но еще нигде, ни в одной семье я не встречал сразу трех таких столь захватывающе прекрасных женщин, как вы.

Он смотрел прямо в глаза Аджанте. Сперва в них читалось удивление, но оно сменилось выражением неодобрения. Девушка хотела что-то сказать, но тут раздался торжествующий возглас Чэрис:

– Правда?! Вы действительно не видели никого лучше нас?!

– Да, это так.

– Вы просто замечательный! Вы лучший мужчина, которого мне когда-либо приходилось видеть!

– Довольно, Чэрис! – резко оборвала, ее Аджанта. Затем встала, собрала тарелки и отнесла их на буфет. Потом поставила туда же большое блюдо. И, стараясь не глядеть на маркиза, вышла. А маркизу долго еще слышался шелест ее юбок.