ряды, осудить их доктрины, восстановить старые связи, вернуть принципы и политику вигов, реанимировать дело свободы с помощью министерской поддержки. После чего в администрации впервые появились люди, сохранившие свои оппозиционные принципы. Никто не станет сомневаться, что их ненавидели и атаковали представители фракции двора и что такое положение дел не могло тянуться долго.

Может показаться странным, что так подробно рассказывая об этой удивительной партии, я буду краток в отношении предполагаемой ее главы – эрла Бута. Но в том нет ни лицемерия, ни ошибки. Я стараюсь тщательно избегать личных нападок любого рода. Тем более, что попытки очернить этого аристократа слишком уж часто были либо несправедливыми, либо же поверхностными. В лучшем случае они были склонны направлять негодование этой жуткой бедой в неверное русло и превращать общее горе в средство личных или публичных раздоров. Там, где есть работающий план – именно система, а не отдельный ее представитель, несет в себе подлинную опасность. Эта система не возникла благодаря одной только амбициозности лорда Бута, ее породили обстоятельства, а оформило безразличие к строю, укоренившееся среди наших джентри. Она появилась бы даже в том случае, если бы эрла Бута никогда не существовало. И ей не потребуется ни разумная голова, ни активные сторонники, когда эрла Бута не станет. А потому, чтобы получить возможность выйти из сложившейся ситуации, нужно нападать не на лорда Бута, но на саму партию двора и ее действия.

Есть и еще одна причина, заставляющая меня полностью опустить вопросы, связанные с лордом Бутом. Он крайне мало напрямую общается с нашими политиками. Это просто не в его стиле. Ему достаточно окружить их своими приспешниками. А потому некоторые сочли, что имеют отличное оправдание: работая с самой фракцией, не иметь личных сношений с лордом Бутом. Но кто стал частью администрации, составленной из отдельных личностей, без веры, союза или общих принципов, администрации немощной – не поддерживаемой в народе, кто помогает уничтожать связи между людьми и их доверие друг к другу или в каком-либо виде перестает обращать внимание на общественные запросы ради частных дел, тот может и не иметь ничего общего с эрлом Бутом. Малую роль играет то, друг он или враг этого конкретного человека. Да мало ли, кто он – важно, что он поддерживает фракцию, уничтожающую его собственную страну. Он подрывает основания ее свободы, душит источники ее внутреннего спокойствия, ухудшает в ней управление подданными, лишая ее места в европейской системе международных отношений.

Именно это искусственное слияние системы фаворитизма с государственным управлением, которое, по большей части, является народным, и возмутило страну. Народ, не вникая в принципы правления, отлично видит его итоги, заключающиеся в чрезмерном применении насилия, ненужных инновациях и хаосе во всех государственных делах. Лично меня только это слияние и интересует. А если я и коснусь итогов его существования, то лишь для того, чтобы обрисовать полную картину. Вот он – источник тех горьких вод, которые мы – через тысячи каналов – вынуждены пить, пока не лопнем. Волюнтаристская власть короны при формировании министерств, которой вдобавок злоупотребляли злые или слабые люди, взрастила систему, которая, напрямую не нарушая буквы закона, губит дух всего этого государства.

Дух фаворитизма в исполнительной власти по сути несовместим с духом нашего законодательства. Великая цель создания смешанной формы правления, включающей в себя монархию и контроль над ней со стороны высших и низших слоев населения, заключается в том, чтобы не допустить нарушения королем законов. Это полезный и действительно фундаментальный принцип. Но даже с первого взгляда видно, что он дает лишь негативное преимущество, лишь защитную броню. А потому следующим и равным ему принципом должно быть то, что использование неизбежно присущих монарху дискреционных полномочий – будь то исполнение законов или назначение на должности, или решение вопросов мира и войны, или упорядочивание доходов, должно основываться на общественных началах и государственных интересах, а не на предпочтениях или предрассудках, интригах или политике двора. И это, по-моему, так же важно, как и правление в соответствие с законом. Законы работают, но плохо. Формируйте правительство, как посчитаете нужным, но оно максимально должно зависеть от применения власти, оставленного на откуп благоразумия и честности государственных министров. Даже исполнение и область применения законов зависят от них. Без них наше государство не более чем схема, нарисованная на салфетке, а не живой, действующий, эффективный институт. Может такое быть, что из-за пренебрежения, некомпетентности или умело построенного плана одна часть правительства ослабнет, другая лишится своего функционала, и все государственные интересы будут позабыты без возможности наказывать за уже совершенные преступления. Тогда первым делом нужно провести соответствующую организацию активной части населения, разделяющую цели мудрого правления. А потому, когда поборники новой системы управления говорят нам, что между ними и их противниками нет ничего, кроме борьбы за власть, и, следовательно, что нас эта борьба никак не касается, мы должны ответить этим наглецам, что из всего многообразия событий, происходящих в стране, нас больше всего должны беспокоить личности людей, которым доверили самое дорогое для нас. Ничто не может сделать этот вопрос безразличным для страны иначе, как либо заставив нас полностью отчаяться, либо доведя нас до состояния спокойной идиотии. Мы легковерностью должны превзойти детскую наивность, чтобы поверить, будто все люди добродетельны. Нас должна испортить дьявольская злоба, чтобы поверить, будто все люди одинаково злы и коррумпированы. В политике, как и в частной жизни, некоторые люди злы, некоторые нет. Принижение первых и возвышение вторых – вот главное дело настоящей политики. А такая форма правления, которая ни в самих своих институтах, ни в их работе не позаботилась о наличии добропорядочных голов, но отдала исполнительную власть в руки первого встречного – сколь бы прекрасным и добродетельным он ни был, – дефективна не только в этом конкретном случае, она неправильна по своей сути.

При произвольном правлении формирование министерств следует за формированием законов. Закон и власть, его исполняющая, являются производными воли. Иначе и быть не может. Если подумать, нет ничего более верного, чем утверждение о том, что любая форма правления должна иметь такую исполнительную власть, которая бы соответствовала ее законодательству. Если будет иначе – все обратится жутким беспорядком. Граждане свободного государства, позаботившиеся о том, чтобы создать устраивающее всех законодательство, не могут быть настолько глупыми, чтобы наполнить свою исполнительную власть людьми, на которых они не могут оказывать влияния, кого к высшей власти, от которой зависит само существование государства, привели не народная любовь и вера.

Всенародное избрание должностных лиц, а также открытая система присуждения наград и распределения почестей являются одними из главных преимуществ свободного государства. Без них или их эквивалента народ, скорее всего, не сможет долго наслаждаться вкусом свободы. И он уж точно не сможет рассчитывать на животворящую энергичность хорошего правительства. Рамки нашего государства не позволяют таких прямых выборов, однако они дают нам нечто лучшее (пока жив дух этого строя), чем могло бы дать избирательное право любого демократического государства. До недавнего времени они всегда первым долгом парламента делали отказ поддерживать правительство до тех пор, пока власть не оказывалась в руках тех, кто люб народу, или пока во дворе доминировали фракции, которым народ не верил. Так сохранялись все преимущества всенародного избрания и отсеивались все его недостатки в виде постоянных интриг и бешеной конкуренции за каждую выборную должность в государстве. То была лучшая и самая изысканная часть нашего государственного устройства. Народу в лице его представителей и выдающихся в стране лиц доверили законотворческую власть, королю – право вето. Королю также обеспечили право выдвижения и избрания на должности, народу – право вето в виде парламентского отказа поддерживать королевских кандидатов. Ранее именно эта власть держала министров в страхе перед парламентом, а парламент – в благоговении перед народом. Если способность контролировать систему государственного управления