Мало ли что с человеком приключиться может, тем более с таким человеком, как Мишка. Хорош я буду, если поставлю на уши всю московскую милицию, а потом выяснится, что Колесова застукал в объятиях прелестницы внезапно вернувшийся из дальних странствий муж, и мой институтский приятель был вынужден защищаться от ревнивца, спасаться бегством, в результате чего и получил многочисленные мелкие и крупные ранения. Ага, при этом каким-то образом умудрился еще и похудеть на несколько десятков килограммов, вероятно, от нервного перенапряжения.

В конце концов я пришел к разумному выводу, что, к кому бы я ни обратился за помощью, проблема нехватки информации останется все равно первым и главным препятствием. А потому, какая разница, я потяну за ниточку или кто-то другой? Одно я знал точно – до сути дела я все равно докопаюсь, чего бы мне это ни стоило.

Часов в двенадцать я был выловлен в коридоре юным – слишком юным, с сожалением отметил я, – и чрезвычайно прелестным созданием в белом халате, которое еще издали защебетало:

– Владимир Сергеевич! Щербаков просил срочно зайти!

– Благодарю вас, мадемуазель, – произнес я с легким поклоном. – Уже лечу!

Создание звонко рассмеялось и упорхнуло, а я поспешил в отделение реанимации.

Колесов, напряженно выпрямившись, сидел на кровати. Глаза его были устремлены в одну точку. При моем появлении он не шелохнулся, но, могу поклясться, он меня заметил.

– Вот, полюбуйся, – сделал приглашающий жест рукой Щербаков. – Минут десять уже так сидит. Ноль реакции. Слава богу, не буянит и бежать вроде тоже не собирается.

Я подошел вплотную и помахал ладонью перед Мишкиными глазами. Веки его чуть заметно дрогнули, но взгляд с места не двинулся. Я наклонился, заглянул ему в глаза и невольно поежился. Мишка смотрел бездумно, не бессмысленно, а именно бездумно и немного настороженно. Так смотрит зверь на объект, не представляющий реальной опасности.

– Я же говорю, ноль реакции, – удовлетворенно констатировал Щербаков. – Капельницу пришлось отсоединить, чуть иглу не сломал, зараза. Собираемся попытаться подкормить клиента естественным путем. Попробовать не желаешь?

Он протянул мне фарфоровую посудинку с носиком, предназначенную для кормления лежачих больных.

– Что там?

– Бульон. Куриный.

Я нерешительно взял емкость, медленно пронес ее под Мишкиным заостренным носом. Его ноздри чутко дрогнули. Я довольно хмыкнул, подхватил с тумбочки стакан, без колебаний перелил в него теплый бульон и сунул стакан под нос Мишке.

– А ну-ка, дружище, давай откушаем.

Несколько секунд Мишка вдыхал теплый куриный дух, неожиданно резко поднял руку, впился длинными костлявыми пальцами в стакан и разом опрокинул бульон в глотку. Я и глазом моргнуть не успел.

– Ни хрена себе, – выдохнул Щербаков.

– Я волшебное слово знаю, – гордо сказал я, тщетно пытаясь высвободить стакан из цепких пальцев. – Отдай, больше тебе ничего пока не перепадет. Нельзя.

Колесов на уговоры не поддавался и со стаканом расставаться не желал.

– Ну и черт с тобой, – разозлился я.

* * *

Мишка Колесов, как любят говорить англичане, родился с серебряной ложкой во рту. К моменту его неожиданного зачатия Александр Николаевич Колесов, будущий счастливый отец, имел почетное и заслуженное звание академика, а будущая мама Анна Михайловна Колесова усиленно трудилась над докторской диссертацией. Поздний, нежданный и оттого еще более желанный ребенок, Мишка еще до появления на свет полностью перевернул жизнь четы Колесовых, доселе увлеченных лишь наукой да друг другом.

– Сынок, – ласково приговаривал Александр Николаевич, поглаживая огромный живот супруги.

– А если дочка? – поддразнивала иногда мужа Анна Михайловна.

– Да я ж разве против? – хитро улыбался седой академик, почему-то уверенный, что родиться должен непременно мальчик.

Беременность, несмотря на опасения и предостережения врачей – Анне Михайловне было уже под пятьдесят, – протекала легко и безболезненно. Не доставил проблем ни матери, ни докторам малыш и во время родов. Появился он на свет точно в срок, немало удивив этим медицинский персонал, и уже через час с небольшим громким воплем возвестил мир о своем прибытии. Первенца назвали Михаилом, в честь деда по материнской линии.

– Богатырь! – восклицал академик, подкидывая младенца к потолку. – Великим человеком станешь!

– Осторожнее, Сашенька! – вскакивала из-за письменного стола Анна Михайловна, роняя на пол диссертационные конспекты.

– Ничего, пусть привыкает к высотам! – смеялся счастливый отец и снова подбрасывал сына вверх.

Возможно, отчасти поэтому уже к окончанию школы вымахал Мишка под два метра, но на этом не остановился, а медленно, но верно продолжал расти, пока не остановился на отметке два метра и пять с половиной сантиметров.

Академик-отец, не в пример своим уважаемым коллегам, был человеком не только умным, но и практичным. Отдавая себе отчет, что в возрасте он находится уже далеко не юношеском, Александр Николаевич отдавал все силы на устройство настоящего и будущего любимого чада.

Читать Колесовы любили, причем не только научную литературу. Количество и тематическое разнообразие книг в домашней библиотеке могло бы вызвать обоснованную зависть у любого знатока и любителя литературы. Ученые родители, к Мишкиному счастью напрочь позабыв народную поговорку о том, что на детях гениев природа непременно берет тайм-аут, стремились дать ребенку всестороннее образование, мудро не ограничивая также его спортивные интересы.

Школу Мишка окончил с золотой медалью, легко и непринужденно, следуя семейной традиции, поступил в медицинский, родителям при этом даже мизинцем пошевелить не пришлось. В институте успевал не только учиться, порой поражая обширными знаниями преподавателей и оставляя далеко позади старшекурсников, но и, не обремененный учебной нагрузкой, с удовольствием и успешно выступал за институтские, городские, а также иные сборные по баскетболу и волейболу.

Не стесненный рамками сурового воспитания – полностью полагаясь на здравомыслие сына, родители ни в чем не навязывали ему свою точку зрения, – вырос и возмужал Мишка свободным от каких-либо комплексов, науку жизни, равно как и науку врачевания, постигал быстро и безболезненно.

Александр Николаевич предусмотрительно и вовремя переговорил по душам с одним уважаемым знакомым, сунул на лапу другому и перед уходом на заслуженный отдых обменял шикарный, но казенный дом в Переделкино на хорошую просторную трехкомнатную квартиру в престижном районе Москвы, получив в довесок еще и почти новую «Волгу». Сам Александр Николаевич, как и его горячо любимая супруга, водить не умел, но машину взял, заботясь о подрастающем и всесторонне развитом сыне.

В день восемнадцатилетия Мишка получил в подарок от родителей «Волгу», а лично от отца – золотые часы с дарственной надписью, в свое время подаренные академику еще его отцом, Мишкиным покойным дедом. К средству передвижения Мишка отнесся со спокойной радостью, часы же принял с благоговением и со скупыми слезами благодарности, как знак уважения и некий символ, своего рода семейный талисман.