Еще до окончания института Мишке начали поступать предложения о работе, одно привлекательнее другого. Выбрал Колесов-младший скромную должность младшего научного сотрудника в недавно созданной при каком-то НИИ лаборатории по изучению психофизиологических особенностей и возможностей человеческого организма, поступив одновременно в аспирантуру.

Через два года Мишка, хотя к тому времени Мишкой молодого ученого звали разве что родители да особо близкие друзья, с блеском защитил диссертацию, после чего сразу получил приглашение на участие в проведении исследований… Далее в официальной бумаге следовало туманное название темы, больше напоминающее хитрую игру слов и призванное завуалировать истинную суть строго засекреченного направления вышеозначенных исследований.

Вскоре после этого Александр Николаевич с чувством выполненного долга перед близкими и наукой отошел в мир иной, оставив Анну Михайловну в одиночестве тихо радоваться дальнейшим успехам сына. Михаил же Александрович, увлеченный любимым делом, мимоходом совершал мелкие и крупные открытия и даже небольшие перевороты во вверенной ему сфере науки, не забывая, однако, уделять достаточное время престарелой матушке, друзьям, а также женщинам и иным не менее интересным явлениям природы и сторонам жизни.

Однако в настоящий момент ничего этого Михаил Александрович Колесов не помнил. Более того, он даже не задумывался о том, что должен что-то помнить, знать, хотеть. Как не задумывался и о том, что может о чем-то задумываться. Прошлого для него не существовало, будущее его не интересовало, а настоящее не трогало.

Ему было тепло, сытно и спокойно. Вокруг громоздились какие-то приборы, суетились люди почему-то в белых одеждах, но опасности от них не исходило, а потому все это не имело ровным счетом никакого значения.

Мелькнуло, правда, на миг ощущение, что он должен немедленно подняться и куда-то идти. Он даже поднялся, но вот беда – куда надо идти, он не знал. А потому опустился обратно на пахнущие чистотой простыни и замер в ожидании знака, подсказки, что делать дальше.

Люди вокруг что-то говорили, некоторые слова он как будто знал, но значение их ускользало. Один из людей был высоким и сильным, но угрозы от него как будто тоже не ощущалось, даже напротив, Колесов почувствовал к нему что-то похожее на симпатию. Человек что-то сказал ему, что именно, Колесов не понял, да и не стремился понять. Потом он задал вопрос, еще один. Что-то неуловимое и почти не ощутимое в голове подсказало, что надо что-то ответить, но Колесов не знал, что именно, а потому не издал ни звука.

Высокий человек помолчал, потом начал снова говорить что-то непонятное, но голос его звучал приятно и успокаивающе. Потом человек мягко подтолкнул Колесова назад. Спина, как, впрочем, и рука, немного ныла. Это не мешало, но неприятно раздражало. Поэтому Колесов не стал противиться сильным рукам, а послушно лег.

Сознание Колесова было чисто и невинно, как у новорожденного младенца. Время от времени всплывали, но тут же исчезали, уходили образы, запахи, слова. Другой человек присел рядом на кровать и взял в руки какую-то прозрачную штуку. «Шприц», – услужливо подсказала память, но не потрудилась объяснить значение этого слова. Поэтому, как и другие слова, это тоже растаяло. Колесов расстался с ним без сожаления. Зачем сожалеть о том, что не имеет значения?

Стало немного больно, это было неприятно, и Колесов инстинктивно дернулся. Однако другой человек, тот, первый, снова заговорил с ним и положил ему на лоб руку, пахнущую чем-то знакомым. Глаза Колесова начали закрываться, он попытался воспротивиться, но неуловимый друг и советчик где-то внутри сказал, что надо отдохнуть. Колесов позволил векам сомкнуться и мгновенно провалился в обволакивающий, теплый сон.

* * *

– Ну и что ты на это скажешь? – обратился я к Щербакову.

Тот растерянно пожал плечами.

– Может, у него эмоциональный шок? Я ему снотворного лошадиную дозу вкатил. Сон – лучшее лекарство. Проспится, может, очухается.

– Ты это уже говорил.

– Ну, так говорю еще раз, что из этого? – сердито отозвался Щербаков. – Я не специалист по мозгам. В смысле психических расстройств. Я свое дело сделал, претензии есть?

Я покачал головой.

– То-то же. Вопрос свой Крутикову завтра задай, он таких клиентов любит, вцепится в твоего приятеля руками и ногами. А я сейчас собираюсь отправиться, наконец, домой. Меня дети скоро узнавать перестанут. Так что отвяжись, сделай милость.

– Да, пожалуйста, – я обиженно передернул плечами, взглянул последний раз на мирно посапывающего Мишку и поспешил к своим язвенникам.

Незадолго до окончания смены я набрался смелости и позвонил Марине на работу.

– Антипову Марину Петровну, пожалуйста.

– Кто спрашивает? – потребовали от меня вежливо, но настойчиво.

Скрепя сердце, я назвался. Теперь точно не подойдет, мелькнула подлая мыслишка. Попросит передать, что занята или вышла.

Однако через несколько минут в трубке раздалось шуршание и негромкий голос произнес:

– Алло?

Сердце мое учащенно забилось. Я соскучился, прости меня, идиота, захотелось мне крикнуть во весь голос, но я благополучно проглотил вертевшиеся на языке слова и выдохнул:

– Здравствуй, Марина.

– И ты здравствуй, – донеслось в ответ насмешливое. – По делу или как? Извини, у меня занятия.

Марина преподавала в школе МВД.

– По делу, – нерешительно признался я.

Последовало короткое молчание. Рука моя, державшая трубку, вспотела.

– Выкладывай, – услышал я наконец, – только постарайся побыстрее.

Один рубеж пройден, мне позволено высказаться. Я вздохнул с облегчением и уже смелее продолжил:

– Телефонным разговором тут не обойдешься. Надо бы встретиться. Как ты смотришь, если я подъеду чуть попозже?

Марина снова выдержала паузу, на этот раз чуть более продолжительную. Я затаил дыхание.

– Чуть попозже меня здесь уже не будет. – Она помолчала, давая мне возможность помучиться вдоволь, и добавила: – Я на колесах. Ты же в два заканчиваешь? Давай я сама подъеду. К двум, наверное, не успею, но…

– Я, разумеется, подожду, – торопливо перебил я, опасаясь, что она передумает. Помялся и выдавил. – Спасибо.

– Пожалуйста, – усмехнулась Марина. – До встречи.

– До встречи, до встречи, – возбужденно пробормотал я в трубку, но услышал в ответ только короткие гудки.

Спешить было некуда, но все же, сгорая от нетерпения, ровно в два я вылетел из здания клиники и торопливым шагом направился к воротам.

– Спешите куда-то, Владимир Сергеевич, – остановил меня на пропускном пункте угрюмый охранник. – Пропуск, пожалуйста.

– Вы, ребята, от безделья совсем обнаглели, – возмутился я, но пропуск все-таки вынул.